Я выждала несколько минут, давая ему фору, и обреченно потопала
следом. Повода для беспокойства не было, но второй раз попадаться
чужаку на глаза не хотелось, не покидало ощущение, что я сделала
нечто запретное и предосудительное. Бред. В ушах до сих пор звучал
его голос, совершенно не подходивший к тому жутковатому образу,
который создавали плащ и капюшон. Голос не портил впечатление, он
его во много раз усложнял. Меня притягивало все необычное, брат
часто смеялся над этим, говорил, что любопытство однажды сыграет со
мной подленькую шутку, я довольно улыбалась в ответ, как сытая
кошка с печи, но понимала, что правда была на его стороне.
Поглощенная мыслями, я прошла половину города. Обнаружила, что
всю дорогу стискивала челюсти, только когда они начали ныть. Ветер
сменил направление и теперь дул в лицо, заставил щуриться и
прикрывать нос рукой, а недалеко впереди упорно маячил длинный
темный плащ. Ни один порыв не сорвал с головы чужака капюшон, хотя
я могла бы поклясться, что тот ни разу не поднял руки, чтобы
удержать его на месте. Встречные люди спешили по своим делам, не
обращая на нас внимания. Я подумала, что плащ, как и медальон,
обладал неведомой колдовской силой, которую никто, кроме меня, не
мог увидеть, поэтому их обладатель не казался жителям странным, не
вызывал у них интерес. Тут из дома впереди выскочил мелкий
мальчишка, с разбегу врезался в чужака и с громким возгласом
плюхнулся на землю. Я задержалась, сделала вид, что нашла заначку в
кармане юбки, и украдкой поглядывала, как рука в черной перчатке
помогла ребенку подняться и успокаивающе похлопала по плечу. Мелкий
поспешил спрятаться обратно в доме, только у самой двери обернулся
и выкрикнул положенную благодарность.
Наконец чужак свернул к дому Управляющего, а я почувствовала
облегчение, словно с моей спины только что сняли тяжелую ношу. Ноги
казались ватными, налились приятным теплом. Я тряхнула головой,
пытаясь сбросить наваждение и взбодриться. Все тетушка виновата,
если бы не она с ее странным поведением, я бы вообще на чужака
внимания не обратила.
Глаза словно второй раз за утро открылись, и я с удовольствием
вдохнула, не только носом, а всей душой впитывая доносившийся
аромат свежей выпечки. Кто-то готовил поздний завтрак. Хюрбен замер
в ожидании праздника, но с каждым днем ненавязчиво преображался.
Сбор урожая почти закончился, а в следующее полнолуние, меньше чем
через четыре недели, ждали затмение, которое выпадало именно на эти
дни осени лишь раз в пятнадцать лет. На эту ночь каждый житель
Хюрбена строил большие планы, говорили, что все сделки, совершенные
в это время, будут дачными, заключенные браки станут вечными, а
рожденные дети — счастливыми. Правда, с последним подгадать мало у
кого получалось, дети уговорам не поддавались.