На домах появлялись украшения, венки и плетения, рисунки на
окнах. Кто-то раскладывал засушенные букеты перед крыльцом, а
кто-то — корзины с едой, она предназначалась для всех желающих,
поэтому зачастую ограничивались последними побитыми яблочками или
подпорченными овощами, которые требовалось как можно скорее доесть.
Я подхватила яблоко, поклонившись крыльцу, как живому, словно оно
само сделало мне прекрасный подарок. В воздухе витало ожидание
чуда, настроение улучшалось, а глупая широкая улыбка не покидала
моих губ весь остаток пути.
В лавке было людно. По настоянию брата я подрабатывала у
мясника. Ни я, ни хозяин большой нужды в этом не видели, но
приличная девушка должна быть замужем или при деле, а то родня
спокойно спать не сможет. Мясник не возражал, а меня особо не
спрашивали. Жены у него не было, поэтому иногда мне приходилось
отвечать на странные вопросы да помогать с делами, которые
традиционно считались «бабскими», так что в ожидании покупателей я
штопала одежду хозяина и его сына да прибиралась в доме. Могли и
сами, никто не заставлял, но выходило у них в разы хуже, чем у
меня, а я талантами к рукоделию не блистала. Однажды я застала
хозяина за мучениями над дырой в рубахе, которые он, краснея,
назвал творческим процессом, и согласилась взять их на себя. Он
пошутил, что теперь мне придется работать здесь до старости, а я
смеялась, что вариант не самый плохой.
Сегодня что-то изменилось. К утренним покупателям я привыкла,
только толпились они обычно снаружи, костеря меня за очередную
попытку поспать подольше. Товар на день хозяин всегда готовил
заранее, а к моему приходу успевал не только распродать большую
часть, пока свежее, но и сбежать заниматься другими делами, поэтому
открытая дверь меня одновременно насторожила и удивила. Стоило
зайти внутрь, как хозяин и пара соседских мужиков притихли, окинув
меня погрустневшими взглядами.
— Отошли ее куда-нибудь, — басом прошептал один из них.
— Куда я ее отошлю? — так же «скрытно» растерялся хозяин.
— Вы же понимаете, что я вас прекрасно слышу? — уточнила я,
стащила сапоги, которые успели до крови натереть мне пятки, и
залезла на лавку у печки, подтянув под себя холодные ноги. Эх, сюда
бы еще одеяло, и можно оставаться жить.
— Домой, — не растерялся первый и с недоверием покосился на
меня.