Конечно, папеньке жаловались. Но поняв, что обычными средствами
меня не пронять, папенька махнул рукой. Его Величество рассматривал
придворных как интересные фигурки на политической доске, и если
кто-то разыгрывает фигурками комедию положений, то так даже
веселее. Папеньку я не трогала. Во-первых, у меня соображения
побольше, чем у Эгберта, который, подложив папеньке на стул
колючку, спрятался за шторой и на папенькино "ой" громко смеялся.
Пороть Эгберта мэтр Инжектус не запрещал. Во-вторых, на
родственников рука не поднималась, даже на Эгберта. В-третьих, при
всех скверных чертах характера папенька вчистую проигрывал
множеству прочих обитателей дворца.
Когда мне исполнилось четырнадцать, Альфред, который все детство
невольно следил за моими уроками, предложил занять принцессу
чем-нибудь полезным, например, делами королевской канцелярии.
Папенька посчитал это неуместным, и Альфред на свой страх и риск
дал мне проверить расчеты в контрактах с Лагирией — пачку пачку
документов, надеясь хотя бы на неделю отвлечь от преследования
придворных. Советник по торговле уже просмотрел бумаги, и ничего
нового от меня не ждали. Каково было удивление, когда я, сверившись
с книгами из библиотеки и сводками в прессе, выяснила, что Алгонию
пытаются обвести вокруг пальца. На советника по торговле надели
кандалы за взятку от Лагирийских торговцев, и он так и не узнал,
что его махинации открыла девчонка, которая еще не доросла до
взрослых балов. А меня допустили в королевскую канцелярию на правах
младшего помощника в конфиденциальных делах.
Альфред оказался прав — на пакости придворным у меня осталось
меньше времени. Нельзя сказать, что я совсем забросила это дело, но
— меньше.
Все изменилось, когда мне исполнилось восемнадцать лет. Отыграв
две свадьбы папенька возмечтал о третьей, но дальновидность никогда
не была его сильной чертой. Папенька недооценил, что годы опыта не
прошли даром. Если уж ко всему привыкших придворных мне удавалось
застать врасплох, то свежие люди мне были на один зуб, и даже
занятия делами канцелярии мне не мешали. Женихи один за другим
слетали с доски, и пополнения в рядах фигур вскоре закончились.
Осознав положение, папенька вздохнул, что пороть меня поздно, с
горя надрался с советником до зеленых кентавров и подписал указ “о
первом входящем".