— Что вы хотите от меня? Чтобы я лез в грязную воду? Позовите
кого-нибудь из слуг, в конце концов! — раздраженно сказал Белл.
— Я не могу никого найти! Ему страшно... — последнее она
проговорила в спину удаляющегося барона.
Минус один в списке. Мы с Катрионой объединили усилия, и сгусток
воздуха принес котенка обратно. Напоив беднягу припрятанным в
кустах молоком, мы двинулись на поиски следующей жертвы.
Лорд Сантион о чем-то беседовал со слугой. Котенок
размурлыкался, пригревшись в руках Катрионы. Пусть отдохнет, нам
придется подождать.
Если бы мы не следили за Сантионом, то не заметили бы короткий
блеск золота, мелькнувший в его руке.
— Агни, — прошептала я. — Сможешь узнать, за что он
заплатил?
— Постараюсь, Ваше Высочество.
Мы дождались, когда слуга отойдет подальше, а Сантион двинется
по боковой аллее, и создали новую композицию из живой и неживой
природы. На этот раз беленький комочек пищал с высокой развилки
дерева. Чтобы уравнять шансы, мы изрядно измазали ствол только что
политой землей с клумбы.
Вскоре грязь с корой почтили своим присутствием белую рубашку
Сантиона. Жилет и камзол он предусмотрительно снял. Агни
рассыпалась в благодарностях, приняв котенка из его рук, и
доставила малыша под бок к маме-кошке, а нам пришлось возвращаться
к обеду.
Обед подавали в Большом Зале, где кроме нас с отцом и братьями,
моих фрейлин, первого советника, верховного канцлера, маршалла,
герцога Тальма и посла из Бальмизии — то есть, обычной компании —
присутствовали все семеро претендентов на мою руку.
Я не стала сообщать папеньке, что на самом деле рассматриваю
лишь четверых. Впрочем, о том, что командору моя рука не
достанется, думаю, папенька сам догадался. Интересно, что заставило
прославленного в прошлом воина с двумя взрослыми сыновьями
раздавать зуботычины и мокнуть у ворот?
Что их всех заставило? Пожалуй, этот вопрос мне нужно прояснить
в первую очередь.
За столом потек непринужденный светский разговор. Я
присматривалась к манерам женихов. Увы, расслышать, о чем они
говорили, я не могла. Лишь видела, что Сантион дружелюбно улыбается
всем присутствующим, но при этом его глаза не выражают никакого
веселья — они цепко рассматривают соперников. Дженкинс, напротив,
едва улыбается. Говорит он мало и скупо. Кларк держит светское
лицо, но каждый раз, когда ему приходится что-то произнести, слегка
хмурится, будто разговор ему в тягость. Вольф, единственный
оставшийся неблагородный из списка, чувствует себя не в своей
тарелке, и его можно понять. Пожалуй, не будем считать это
недостатком. Научить дворцовому этикету можно, в отличие от доброты
и порядочности.