А на перроне царила суета – бегали грузчики, кричали десятники –
заканчивалась разгрузка Махины, стоявшей пока передом к входящим на
Станцию. Огромный самоходный механизм выглядел внушительно даже для
тех, кто видел его не в первый раз. Приземистая стальная туша
Махины распласталась на рельсах, выложенных двумя широкими, в
восемь шагов, параллелями двареди, гигантским чудищем из детских
страшилок. Четко, как вылупленные глаза, выделялись фары, охранная
решетка сверкала зубьями рта, а по верху Махины и десятка вагонов
шел алый гребень свернутых в щитовые колоды парусов, которые еще
никто и никогда не видел при деле. Странным наростом высилась над
Махиной отводящая труба, испускающая слабые клубы пара. Так и
мнилось – чудовищная Махина отдыхала словно живая, готовясь к
очередному стремительному броску от края домена к его центру.
Раздался звук колокола – низкий тяжелый гул поплыл под древними,
но вечно молодыми сводами Станции. Выжига невольно остановился,
чтобы поглазеть на зрелище Разворота, и топавший сзади строфокамил
тут же вытянул любопытный клюв у него над головой, гортанно крякая
от возбуждения. Чем-то этот маневр привлекал гигантских птиц даже
больше, чем зевак из людей.
Свистящий крик облаком густого пара вылетел из трубы. Махина
дернулась, загремев железом вагонных сцепок, и медленно поползла к
Завесе, выглядевшей как абсолютно черный зев туннеля, словно
нарисованный на стене купола в конце рельсового пути. Только какой
это может быть туннель, ежели снаружи Станции на этом же самом
месте можно было углядеть лишь глухую стену? Одна из загадок
Предков…
А Махина уже нырнула стальной мордой в Черную Завесу, не спеша
втягивая гигантское стальное тело в никуда. Махинист, необычайно
огромного роста рыжий и усатый молодец, лихо спрыгнув на перрон
прямо перед самой чернотой, важно сложил руки на груди и замер в
привычном ожидании. Вот голова Махины скрылась полностью, уменьшив
звук грохота состава ровно настолько, сколько производила сама, и в
черноту послушно потянулась длинная сегменчатая туша из вагонов,
поделенных на два цвета – шесть грузовозов щеголяли легкомысленным
голубеньким окрасом, а четыре людских – веселеньким желтым. Этакая
желто-голубая змея. С каждым исчезнувшим вагоном на перроне
становилось все тише и тише, пока в Завесу не нырнул, наконец,
последний, и наступила полная тишина – всего один пронзительный
миг, за который наблюдавшая за Разворотом толпа зевак даже не
успела перевести дыхание. Миг – и морда Махины вынырнула из
черноты, уже двигаясь в обратном направлении. Водила Махины
торопливо зашагал по платформе по ходу движения, приноравливаясь к
скорости подопечной и позволяя ей пока себя обгонять. Когда с ним
поравнялась лестничная подножка, спускающаяся из-под ведущей в
махинное отделение двери – тайное тайного для всех прочих смертных,
здоровяк-махинист ловким прыжком заскочил на лестницу и нырнул в
кабину. И тут же с облаком выпущенного из трубы пара Махина издала
рев потревоженного зверя – приветствие своему повелителю.