А «сушеная вобла» в белом переднике всплеснула руками и, позабыв
о тележке и что-то заполошно вереща, бросилась стремглав обратно в
коридор – только длинная юбка в дверном проеме мелькнула. Даже
дверь запереть и то забыла – так спешила сообщить своему боссу
радостную весть! Я резко привстал на локтях – а вдруг удастся
сдернуть из этой лечебницы… Но тут же стоном вновь рухнул на
подушки – тело меня совсем не слушалось. Да и вообще, куда это я
собрался в голом виде? Костлявых немок седыми мудями смешить?
В коридоре еще раздавался дробный перестук каблуков бегущей
медсестры, а в оставленную открытой дверь палаты заглянул фриц,
упакованный в черную форму СС с двумя рунами «Зиг» в петлицах. Его
внимательный, и чрезмерно презрительный взгляд пробежался по
палате, а потом остановился на мне. Не увидев ничего опасного,
фашист аккуратно закрыл дверь, и запер её на ключ.
Ах, вот даже как? Оказывается, помимо всего прочего у меня и
персональная охрана под дверью имеется! Так что ни о каком побеге
речи быть не могло - это просто у меня голова до сих пор работала с
перебоями. Ну, если я действительно из комы вышел – то и не
удивительно.
Профессора Хорста ожидать долго не пришлось – он появился
буквально через пару минут после того, как меня обнаружила
медсестра. Он ворвался в мою палату, словно ураган, разбросав полы
идеально белого халата в разные стороны. Он все еще не верил в
произошедшее чудо и прямо пожирал меня глазами. Складывалось такое
ощущение, что во время переправки в Германию мне неслабо досталось,
а гребаному Хорсту, очевидно, хорошенько прилетело «по шапке» от
его нацистского начальства, раз он так засуетился. Не иначе,
траванули-таки меня основательно, сволочи, сучьим хлороформом!
- Какое счастье, Бажен Вячеславович, что вы наконец прийти в
себя! – по-русски, но нещадно коверкая слова, видимо, от нервного
возбуждения, воскликнул немец. Да он мне едва на грудь не бросился
от счастья. – Как вы себя чувствовать, герр Трефилофф? Их очень
переживать за ваше здоровье!
- Очень переживать он, видите ли, за мое здоровье, -
по-стариковски брюзгливо проскрипел я, шлепая пересохшими
губами.
- Я-я! – Не врубился фриц, что это я так ерничаю. – Очень-очень
переживать за сохранность ваш светлый гениальный голова!
- Ага, как же? – Едва сдержался я, чтобы не послать его на три
веселых буквы.