– Вас ожидают, ваше высочество, –
согнувшись в поклоне, секретарь распахнул двустворчатые двери.
Белизна разломилась, обнажая благородную пурпурную изнанку и
приглашая Генриха войти.
В кабинете его величества
господствовала холодная правильность. Книжные стеллажи занимали
дальнюю стену идеально квадратного кабинета, где не было ничего
лишнего, лишь письменный стол, конторка, да пара кресел. Оба
занятых, к тому же.
В одном восседал сам кайзер –
основательно-квадратный в повседневном сером кителе, с квадратным
же лицом, обрамленном седеющими бакенбардами. За креслом в
классической квадратной раме висел его собственный портрет,
написанный еще до рождения Генриха: морщин чуть меньше и волосы
темнее, а взгляд все тот же – бескомпромиссный и властный.
– Я увидел достаточно, – говорил он
густым и ровным голосом, даже не взглянув на вошедшего, – но не
увидел необходимости сокращать количество больниц. Тем более в
последние годы участились случаи заболевания чахоткой, а я не желаю
вспышек эпидемий.
– Эпидемия вспыхнет так или иначе, –
осторожно возражал собеседник.
– У нас еще семь лет, – отрезал
кайзер, постучав короткими пальцами по столу. – Я предпочитаю
отсрочить неизбежное, а не приблизить его.
– Все в руках Бога! – епископ Дьюла
поднял сухие ладони, и перстни на его узловатых пальцах рубиново
сверкнули. – Бога, – повторил он, – моего кайзера и Спасителя.
Тут он слегка поклонился сначала его
величеству, потом – Генриху, но так и не соизволил подняться. Его
глаза, водянисто-серые и как будто полые, скрадывали любые эмоции.
Смотреть в них – все равно как смотреть в револьверное дуло.
– Советую вам полагаться не на Бога,
а на современную медицину, – с нажимом произнес Генрих, вытягиваясь
в струну и пряча за спиной горящие руки.
– Я не давал вам слова, сударь мой, –
заметил его величество, поворачивая, наконец, тяжелую голову.
Бакенбарды мазнули по высокому и тугому воротнику. Душит ли его
золотой ошейник? Жаловался ли он в детстве на неудобство формы?
Просил ли убрать из воротника иголку, воткнутую острием вверх, до
тех пор, пока не научился держать подбородок гордо поднятым, как
подобает престолонаследнику? Если да, то никогда и никому не
признается в этом.
– Вы правы, – ответил Генрих,
выдерживая каменный взгляд. – Но если мы не создадим условий для
улучшения жизни малоимущих, то риск развития инфекционных болезней
станет гораздо выше.