– На все воля Господа, – ответил
лейб-медик, выпрямляя спину. Глаза, заключенные в овальные рамки
пенсне, поблескивали тревогой.
– Вы говорите как его преосвященство,
– с отвращением произнес Генрих.
– Я говорю как христианин. Мы все
смертны…
– Подумайте, как человеку легче
прожить, – перебил Генрих, нервно заламывая брови и косясь на
пресс-папье, сделанное из настоящего человеческого черепа, – в
полном неведении или считая дни до смертного часа? Здоровые люди
вроде вас порой обращаются к шарлатанам, только бы приподнять
завесу над собственным будущим. Но спросите любого, кто неизлечимо
болен – будь то прокаженный или сифилитик, – каково ему жить с
осознанием скорой смерти?
– Но вы не больны, ваше высочество, –
возразил лейб-медик. – Ваша мигрень есть результат напряженного
труда…
– До этого вы пеняли на беспорядочный
образ жизни, – усмехнулся Генрих, почесывая ладонь. Зуд становился
нестерпимым: точно крохотные огненные черви сновали под кожей,
прогрызая в его плоти невидимые ходы. – Но я хорошо помню причину
ее появления.
То было лето, богатое на грозы.
К вечеру небо налилось сливовым
соком, и огненные нити молний то и дело вспыхивали над охотничьим
вольерным заказником.
– Смотрите, ваше высочество! – сказал
маленькому Генриху учитель Гюнтер, поднимая его лицо за подбородок
и указывая вверх, где в трещине облаков мерцал и переливался
пурпуром живой небесный огонь. – Это Господь объезжает владения на
огненной колеснице. В правой руке у него меч, в левой весы. Вот
умрете – рассечет он вашу грудь пламенным мечом и достанет сердце.
Если творили в жизни добрые дела, слушались батюшку-кайзера и
почитали Бога – то будет оно легким как перышко, тогда откроются
вам райские врата. А если творили зло и были непослушны – будет
сердце тяжелым, как камень, и тогда низвергнет Господь вашу душу,
где гореть ей тысячи лет в вечных муках!
– Я буду послушным! – поспешно сказал
Генрих. – Пожалуйста, учитель! Не отдавайте меня злому Богу!
Учитель рассмеялся и, потрепав
мальчика по взмокшим волосам, зашагал вперед. А Генрих замешкался.
Тогда и услышал сухое потрескивание, как если бы над его головой
ломали веточки хвороста или чьи-то иссушенные кости. Запрокинув
лицо, он увидел огненное колесо: оно вращалось с невероятной
скоростью и было раскаленно-белым, но совсем не горячим, зато
Генрих чувствовал, как поднимаются волоски на его теле – все вместе
и каждый в отдельности. Мальчик прирос к месту, не в силах ни
побежать, ни позвать на помощь, а только следил за бешеным
вращением огня, в последний момент успев заслониться руками.