Он молитвенно сложил руки перед
мозаичной иконой, с которой взирал Спаситель. Зрачки Спасителя
полыхали ржавым янтарем.
– Разорение не помешало вам оплатить
счет в некоем заведении на Шаттенгассе, – возразила Марго, ловко
выуживая из папки очередную бумажку. Сквозняк лизнул рваный край,
словно подчеркнул внушительную сумму прописью в самом конце строки.
– Двести крон за вечер! Шампанское, лобстеры и почасовая оплата
номера… сколько вы там провели? – Марго сверилась со счетом. –
Ровно два часа. Недурно!
– Дайте сюда!
С несвойственной толстякам резвостью
герр Шустер бросился через стол. Марго откачнулась, высоко вскинула
руку с листком, в другой блеснуло лезвие стилета.
– Спокойно, – сказала она, и сама
внешне осталась спокойной, хотя внутри дрожала от напряжения. –
Бросаться на слабую женщину? Вы не очень-то вежливы.
– Вы не слабая женщина! – задыхаясь,
просипел герр Шустер. – Вы шантажистка!
– А вы – развратник.
– Сегодня же… в полицию! – бормотал
мануфактурщик, весь дрожа и обливаясь потом. Острие стилета
поблескивало в опасной близости от его подбородка.
– Как вовремя, – холодно улыбнулась
Марго. – Передавайте поклон шеф-инспектору Веберу, он давно
собирается прикрыть этот притон, а ваши показания будут очень
кстати. И сядьте, наконец!
Герр Шустер шлепнулся обратно в
кресло. Его живот колыхался, пальцы плясали, перебирая цепочку
часов.
– Я войду в положение, – процедила
Марго, снисходительно посматривая на клиента и покручивая в пальцах
стилет с гравировкой «Nil inultum remanebit» – Ничто
не остается безнаказанным. – И не предам огласке ни ваши
похождения, ни ваши махинации с сырьем, на коих вы неплохо
обогатились. – Заметив, как мануфактурщика бросило в краску, Марго
предупреждающе подняла ладонь. – Не нужно отрицать и спрашивать,
откуда мне это известно. Помните: вы обратились к профессионалу.
Мои осведомители следили не только за вашей женой, но и за вами,
герр Шустер. И теперь в моих руках полный и очень подробный
компромат. Разве проделанная работа не стоит оплаты?
Стилет качнулся, оранжевый блик
скользнул по черным крыльям мотылька, украшающего рукоять.
Единственная вещь, которая напоминала Марго о прошлой, оставленной
вместе с девичеством, жизни, и которой она по-настоящему
дорожила.
Пауза тянулась, от лампы расползались
тени, в глубине особняка часы размеренно отбивали полночь.