– Стоит, – наконец выдохнул герр
Шустер.
Черный мотылек порхнул в последний
раз и скрылся под манжетой.
– Тогда я с удовольствием приму вашу
благодарность, – улыбчиво сказала Марго. – Скажем, в размере
шестисот крон.
На лице герра Шустера запрыгали
желваки, но он не сказал ничего, лишь потянулся за чековой книжкой.
Марго придвинула лампу и со спокойным удовлетворением следила, как
трясется перо в руке мануфактурщика. Убористые буквы разбегались,
как клопы. Подпись – округлая закорючка – закончилась крохотной
кляксой.
– Ничего, – легко сказала Марго,
выдергивая чек из сведенных судорогой пальцев клиента. – Банк
примет и такой.
– Я могу быть… уверенным… что бумаги…
то есть бумаги, касающиеся меня… будут уничтожены? – с трудом
выдавил герр Шустер и поднял на Марго больные глаза.
– Абсолютно, – солгала она. – И не
забудьте: в четверть первого! Угол Гролгассе и Шульштрассе! Под
часами!
Последнее она выкрикнула в
удаляющуюся спину. Услышал ли ее? Неважно. Марго дождалась, когда
хлопнет входная дверь, и завела руки за голову. Барон фон Штейгер,
сощурив колкие глаза прожженного интригана, продолжал усмехаться с
портрета.
«Если баба обвела тебя вокруг пальца,
– слышался его хрустящий старческий голос, – то сопля ты, а не
мужчина. Чего же тебя жалеть?»
Салон фрау Хаузер,
Шаттенгассе
Лестницы – продолжение Авьенских улиц
– облиты ярким светом керосиновых ламп и закручиваются винтом.
Марцелла поддерживала его под локоть,
и Генрих чувствовал ее напряжение и страх так же хорошо, как вонь
керосина, смешанную с запахом духов, перегара и ароматизированных
свечей. Щелкни пальцами – и все взлетит на воздух вместе с гостями,
шлюхами, коврами, вазами с живыми цветами и похабными картинами на
стенах, среди которых – спасибо, Господи! – не было ни одного его
изображения. От подобных мыслей под ложечкой покалывало, в ладонях
появлялся возбуждающий зуд, и Генрих стискивал зубы, считая каждую
ступеньку и стараясь не коснуться ни сопровождающей его Марцеллы,
ни перил из красного дерева.
Пять… восемь…
Музыка гремела, бились бутылки,
визжали облитые игристым вином дамы. Генрих видел мелькание
полуголых тел, летящие пеньюары, мужчин, заваливающих женщин на
оттоманки.
«Не можете справиться, ваше
высочество? – звучал в голове голос учителя Гюнтера. – Считайте до
двадцати!»