— Я послужил мечу и вернусь в Порайск.
Фигуры растворяются в столбах, пока ещё светящихся вокруг
скулящего демона. Они пришли из местного цифрового рая, потому что
их позвали. Душа прилетела на зов меча. Жёлтые столбы — лишь эхо
Порайска, души, времнно призванные в пользование могучим
артефактом. Класс. Тогда кто я? Почему тогда мой дух прилетел на
зов Ады? И почему моего гнева хватило, чтобы выйти из под
контроля?
— Если честно, дорогой, я и сама не знаю, — раздаётся у меня за
спиной. Я оборачиваюсь.
Лицо Ады наконец, открыто. Я не могу сказать, что демоница
уродлива. Напротив — её скулы и огненный взгляд, искривлённая
улыбка и стройное тело манит, как маяк в ночи. Но к счастью или
нет, но одной лишь внешней красоты мне мало. Даже та
многозначительная улыбка — и все равно не может сковать мою волю и
(особенно) мой гнев.
— Я тебя не звал. Убить этого, — я пинаю носком Армода, — твоего
родственника для меня дело чести.
— Как это мило, — фырчит демоница и подходит ближе. — Тяжело
ранил не самого сильного демона, а фырчишь индюком. Позвал на
помощь, но ходишь гоголем. Рад, небось?
— Тебя ничего не смущает? — ярость клокочет во мне адским
пламенем, и мне по барабану на демонический гнев. Меч жаждет крови
и не очень хочется сдерживать его позывы.
— Например?
— Ну, меч для убийства демонов. Отсутствие ответов с твоей
стороны, м?
— Мммм, неопределённость мне... нравится, — она ведёт плечиком и
осматривается. — Как тебе откровения духов? Ты наконец понял, что
всё это всерьёз?
— Что это меняет? — ворчу я в ответ.
— Посмотрим. Ты можешь запаниковать и броситься под пули — или
продолжишь держаться идей и принципов. Ах, эти эмоции... жаль, ты
не можешь ощутить, как химия преображается в бинарные канты...
Я чувствую вспыхивающее раздражение. Неважно, невмы тому виной
или остатки характера Адриана — но я решаю показать норов демонице.
Сравнять, так сказать, счёт.
— Говоришь, эмоции?
Меч входит в глазницу с минимальным сопротивлением, и намёки на
осознанность движений пропадают в тот момент, когда остриё
пробивает заднюю стенку черепа колдуна. Вокруг меня вновь
появляются золотистые тени, наносящие колящий удар прямо в голову
одержимого колдуна, и я проворачиваю клинок в глазнице. Желтоватые
осколки вытекают вместе с чем-то, подозрительно напоминающим
машинное масло, и Армод даже не стонет — лишь дёргается в
судорогах. Ада молчит, и я решаю сказать эпитафию за неё.