— Не помогает, милорд.
— Что ж, тогда погрузим его круг на третий. В самый раз, чтобы
не беспокоить защитные цепи.
Стук сердца замедляется, пока не отдаётся в боку огнём. Багровая
земля почти мгновенно покрывается красным льдом. Мне становится
прохладно, но — не более того. И пока меня пытаются заморозить,
поджечь, бить какими-то золотыми хлыстами, я думаю о злой иронии
судьбы и пугающей ограниченности местных допросников. Во-первых,
давно пора тащить напильник для зубов или что там у них сейчас в
ходу. А во-вторых, они явно не читали отцов-основателей
киберпанка.
ICE. Intrusion Countermeasure Electronics. Электронные средства
противодействия вторжению. Лёд. Видимо, невмы играют роль «льда». А
теперь меня пытаются заливать адским жидким азотом. Впрочем, чтобы
не раскрыть неуязвимость, мне приходится изобразить муки от жгущих
знаков и выдать пару маловажных сведений. Про дуэль с Каллиником и
про древность символов. Вот только проклятого Анастаса это не
устраивает. Или ему было просто мало.
— Откуда столько
денег?
— Что скрывается в твоей нейре? Что за два зашифрованных файла
хранятся в ней?
— Откуда знания оккультных наук?
— Много читаю.
— За чтение отреченных книг полагается сожжение, — торжественно
глядит на меня Белькаллин, и я понимаю, что сказал лишнего. — Ты
можешь избежать этого. Порайску нужны носители, и ты можешь быть
благословенным.
Благословенным? Вечная ссылка в райские кущи? На мгновение
задумываюсь, но душка Адриан, совавший нос куда не стоит, помогает
в сомнениях.
Запах. Адриан всегда в первую очередь обращал на него
внимание — и сначала в нос ударил запах лампад, а уже потом
изображение. Сводчатый зал заставлен какими-то стеклянными
бутылками в полторы сажени высотой. Паутины в привычном понимании
нет, но вокруг очень много труб, кабелей и терминалов Эгрегора. Мой
провожатый облачён в хламиду цвета зимней ночи, и несмотря на
уважение, в его голосе сквозит предостережение пополам с
превосходством эрудиции. Лаодикий — только у них подобное в
крови.
— Будьте осторожны, милсдарь. Тут очень много кабелей — и
каждый из них критически важен для существования Порайской
сети.
Терминалы, кабеля и свисающие гирляндами амулеты меня не
интересуют. Я подхожу к одному из стеклянных баков, и свет фонаря
выхватывает лишь пыль. Я смахиваю её и едва не отшатываюсь от
омерзения. Внутри чана, в желеобразной массе согнувшись младенцем,
сидит голый человек. К конечностям и заднице подходит паутина
шлангов, трубок и чёрт знает чего ещё. Лицо обхватывает грубая
маска, подающая воздух. Глаза — зашиты, но отчего-то не
удалены.