Он встал и сделал несколько шагов, ответил на чье-то
приветствие, совершил несколько круговых движений руками, разминая
мышцы. Все было так же, как раньше… почти так же.
Когда он подумал о прошедшей инициации, пришло ощущение Имени.
Имя притаилось в нем, как зажженный, но закрытый светильник, как
стремительная и свободная птица, отдыхающая от полета. Он
чувствовал Имя почти так же, как ощущал какую-либо часть своего
тела — оно было здесь, с ним, было частью его существа, но до тех
пор, пока он не фиксировал на нем хотя бы толику своего внимания,
оставалось незамечаемым и неосознаваемым. Имя служило ключом и
условием для огромного множества новых ощущений, как только
внимание Дэвида коснулось его, оно показало ему огромный мир — тот
прекрасный нечеловеческий мир, который он так долго покидал, когда
его сознание по капле перетекало в обычное состояние. Реальность
приобрела еще одно измерение — и это измерение было стихией, к
которой относилось Имя. Мир вещей, доступный глазам, реальность
«обычных» энергий, доступная вижкаду — все это показалось ему
теперь лишь маской, неким поверхностным слоем, скрывающим
реальность бесконечного торжества и сияющего великолепия. И тогда
он понял, что никогда не жил по-настоящему, что его предыдущее
существование было какой-то игрой, фарсом, копанием в грязи у
подножия сверкающей пирамиды. В той, прошлой жизни, не было ничего
подлинного — да и не могло быть, потому что он был слеп и болен…
сейчас же, ему казалось, он прозрел и начал выздоравливать. В
прошлом не было ничего подлинного, кроме, может быть, Идэль —
сейчас она казалась Дэвиду единственным настоящим отблеском того
безграничного счастья, которое, как он видел, переполняло все и вся
— единственным отблеском, что был доступен ему прежде. Прежде ему
мнилось, что любовь — это то, что соединяет двоих, но теперь
оказалось, что он знал лишь кусочек любви, на самом же деле у нее
не было границ и она была всё во всем.
Прошло еще какое-то время, и он стал видеть других — прежде
всего, учеников, которые, как и Дэвид, были теперь открыты Свету и
жили в нем. Они тоже имели «новое измерение», присутствуя
одновременно и там, в зале, и здесь, в царстве неописуемой славы.
Были и другие существа, более или менее могущественные — одни
проходили мимо Дэвида, не замечая его или не обращая на него
внимания, другие наблюдали за учениками. Здесь были и ангелы,
совсем рядом… Не было слов, но было понимание — намного более
глубокое и полное, чем то, что доступно людям. Дэвид ощутил
расположение — поток свежести, аромат улыбки, мелодию дружелюбия —
со стороны некоторых ангелов, заметивших его взгляд. Они смотрели и
улыбались так, как будто бы знали Дэвида давно, с самого его
рождения… И, может быть, так оно и было. Он не осознавал этого
блистающего мира, но был его частью; создания, о существовании
которых прежде он и понятия не имел, заботились о нем так же, как
родители заботятся о младенце.