— Сегодня дуэль, ты помнишь?
Она помнила, кивнула мне в ответ, не
желая тратить лишних слов.
Мне казалось, что, завидев своего
будущего противника, она сожмется в комочек и притворится мертвой.
Бугай-костолом, который если и не мечтал кому-нибудь дать в морду,
то точно думал об этом, даже у меня вызывал опасения.
И у Николаевича то же. Старик, едва я
привел к нему девчонку, дабы подтвердить кровнорожденность
подручной, после осмотра велел ей выйти. Наедине задал мне вопрос,
уверен ли я в том, что эта хрупкая невинность сможет противостоять
грубой мощи на офицерском сражении. Я не знал, но зерно здравого
сомнения зародилось в мыслях.
Как и постыдное желание
примириться.
Вся моя натура противилась последнему
— примириться. Вот так пойти с повинной головой и сказать —
что?
В самом деле, я не знал, что
следовало говорить. Схватиться на клинках — это мы запросто.
Кирпичом об голову и коленом в живот — да хоть сейчас! А вот найти
подходящие слова после всего того, что было...
Прав Кондратьич, стократно прав. Буду
теперь твердить себе об этом до конца жизни. Воспоминание о старике
отозвалось горечью — мой мастер-слуга так и не пришел в себя.
Менделеева сказала, что смогла стабилизировать его состояние, вот
только стабильно плохо — это все еще охренеть как нехорошо.
Ходил к нему вчера, сидел у
больничной койки. Врач давался диву — на его памяти представители
благородных родов крайне редко проявляли столь трогательную заботу
о своих слугах.
Я совал ему деньги без счету, а он
больше не задавал лишних вопросов.
— Неужели тебе не страшно? Ты его
подручного видела?
Она вновь вместо ответа попросту
кивнула. В ее глазах было нечто жуткое: словно ей было не просто
все равно.
Она жаждала, чтобы он напротив — был
еще больше и монструозней.
Офицерский корпус застыл в
предвкушении с самого утра. Словно все иные развлечения канули в
лету, будущая опора страны с нетерпением, едва ли не потирая ручки,
ожидала того, что случится ровным счетом после обеда.
Меня с ног до головы окутало сладкое,
нагоняющее жуть волнение. Вдруг проиграю? Что будет, если
выиграю?
Дельвиг с Женькой только подливали
масла в огонь. Толстяк готов был то грызть собственные ногти, то
слагать балладолегенды о предстоящем сражении. Женька, словно
пронырливый лис, был повсюду и по секрету шепнул, что среди дружков
Орлова ходит слух.