Передо мной стояла Егоровна
собственной персоной.
Едва вспомнив ее имя, я едва ли не
заскрипел зубами. Про треклятую старуху ходило множество слухов —
как среди моих собратьев по несчастью, так и среди
инквизаториев.
Не ведая устали, первые перемывали ей
косточки, рассказывая байки да небылицы, что чертознайка подалась в
бесовы невесты, бросив курируемый ей род на произвол судьбы и на
погибель.
Вторые подливали масла в огонь, но
говорили совершенно о другом — кому-то нравилось верить, что
Егоровна едва ли не на личных бесах верхом скакала с шашкой наголо
и в атаку. Иные утешались тем, что строгая начальница сгинула в
высоких кабинетах. В конце концов, с кого спрос за то, что вершится
на улицах, как не с нее?
И я, признаться, также склонялся к
последней версии. Инквизатории, может быть, и отвечали за последние
веяния науки в стране, но сколько раз Егоровна успела саму себя
скомпрометировать? И это если только подсчитать все те случаи, о
которых я знаю.
Старуха была мрачна, как туча.
Я бросил взгляд ей на руки, словно в
самом деле надеялся узреть на них стальные кандалы.
Егоровна ответила мне холодной
улыбкой, словно говоря, что подобные мне не дождутся.
Я же лишь просто пожал плечами в
ответ — в конце концов, какой сейчас с меня спрос?
Она была нетороплива, словно мать,
вернувшаяся с родительского собрания. Шаги гулко отдавались в
тишине, били набатом по ушам.
Остро сверкали пусть и подслеповатые,
но внимательные глаза.
Мне вспомнилось, как, выбравшись из
туннелей-под-мостом, не успев сменить одежд, я первым делом рванул
к ней.
Ждал ареста, жаждал его, как ничего
другого. Старуха же лишь выслушала меня с постной миной. Словно
подобные мне к ней в кабинет рвутся едва ли не каждый день, она их
в дверь — они в окно...
Моя история от начала и до конца ее
не впечатлила, скорее, напротив — нагнала зевоту с усталостью.
Словно самый распоследний стукач, я
выдавал ей все, что наговорила мне Бися, но Егоровна даже не повела
ухом. Я ждал, что она заставит демоницу явиться — в прошлые разы у
нее получалось просто прекрасно, но старуха поленилась сделать даже
это.
Велела мне лишь вымыться, привести
себя в порядок и плотно поужинать. А после забыть обо всем, словно
о страшном сне.
Интересно, что она думала о тех
словах теперь? Все так же видела в них лишь взволнованную
байку?