Их подельники столпились во дворе и не спешили соваться в дом,
откуда доносились страшные, захлебывающиеся крики. Все затихло, а
они все ждали, окликивая мертвецов по именам.
Когда он вышел к ним, двое попятились. Еще парочка, обгоняя свои
тени, пустилась наутек при виде того, как из темноты вылезает
здоровенная, горбатая глыба, поблескивающая металлом. Забрызганная
кровью, злая и страшная, как сам Сеншес, она шагала на них, сверкая
острой сталью. И лишь один, дюжий бородатый боров, с воинственным
рыком замахнулся на врага бердышом. Одноглазый ушел в сторону,
разминувшись с разящим обухом, но не остановился – поднырнул
медлительному мародеру под руку и сунул локоть стали под ребро. Тот
крякнул и скривился, а штык уже выходил из него, щедро пуская алую
кровушку. Подскачивший сбоку мародер думал огреть одноглазого
дубинкой, но свалился от незатейливого тычка в лицо. Не успел он
подняться, как и ему вспороли брюхо.
Последний оставшийся дурень дергался, сопел и стонал от страшной
боли в руке, которую ему прокусила разозленная кобыла. В отчаянии
он силился обнажить двуручный меч у ее седла, но тот не давался,
словно приросший к родным ножнам. Череп качался на седле как
маятник, осыпая недотепу последними словами и призывая кобылу
куснуть его за яйца.
– Что, силенок не хватает? – ухмыльнулся одноглазый, не спеша
вмешиваться.
Лошадь изловчилась и изо всех сил сомкнула зубы на предплечье
мародера. Тот завопил, упал на колени и в отчаянии принялся
отдирать лошадиную морду от своей израненной руки. Кобыла только
выгнула спину и сильнее сжала челюсти, рассчитывая вырвать кусок
мяса посочнее. Мародер истошно выл, упирался, взрыхляя землю
сапогами, пытался попасть кулаком ей по морде. Все без толку.
– Дай помогу, – отозвался одноглазый, поднял с земли бердыш и
разнял их одним ударом.
Мародер кубарем покатился по земле, а его отрубленная по локоть
рука осталась в зубах кобылы. Та встряхнула мордой раз-другой,
довольно всхрапнула и отбросила руку, слово гнилое яблоко.
– Не благодари, – похлопал ладонями одноглазый и вернулся в
хату.
Мальчишку он нашел забившимся в угол. В трясущихся руках он
держал мясницкий нож, острие которого еще недавно готовилось
рассечь ему сонную артерию. Глаза его были широко раскрыты.
И тут одноглазый узнал этот взгляд. Смерть. Он видел ее в
зеркале.