Семеня размякли и превратились в квашню. Я поставила перед собой миску и подумала, что нужно изобрести ложку, но чего нет, того нет. Я промыла руки кипячёной водой и принялась завтракать самым варварским способом. Баланды была склизкой, мерзкой и совершенно непитательной, но я ела. Оставив в миске чуть больше трети, посмотрела на пленника. До сих пор я ограничивалась планами накормить и его тоже, но как это повелось, планы оказались неосуществимы. Я не могла развязать его, потому что мужчина убьёт меня при первой же возможности, кормить с рук – опасалась и брезговала. Он смотрел на меня с такой ненавистью, что было очевидно, дай я шанс, и он с радостью отгрызёт мне палец.
Выход я всё-таки нашла. Разбавила квашню водой, сделав её полужидкой и поднесла к губам пленника, предлагая попросту выпить, как кисель или бульон. Мужчина заговорил на своём языке. Наверное, опять проклинал и ругался. Я устала вздохнула и понадеялась, что он будет благоразумным. Даже для ненависти и попыток убить нужны силы. Убедившись, что я ни на что не реагирую, а терпеливо жду, он сделал первый глоток, потом второй, а через минуту миска была пуста. Выданный мне фрукт я тоже поделила на двоих, а в конце предложила мужчине отвар. Он принял и почти спокойно.
Я прибралась в хижине и задалась вопросом, что делать дальше. До полудня время ещё есть, так что можно подремать, ночь-то у меня прошла кое-как, но мешал запах, исходивший от пленника. Полагаю, он лежит в этой хижине больше суток, под ним жуть, что творится. Победили брезгливость и цинизм. В санитарки я не нанималась, а нянчиться с тем, кого скорее всего убьют, нельзя, потому что я привяжусь и потом мне будет очень-очень больно. Спасти его от соплеменников не в моих силах. Я устало потёрла виски и решила, что потерплю. Я отползла в дальний угол, прикрыла глаза и погрузилась в тревожную дрёму.
Полдень приблизился внезапно, хотя я его ждала. Я выпила остывший травяной отвар, заменивший мне чай, остатки отдала раненому. Теперь он смотрел на меня настороженно, но ненависти во взгляде поубавилось. Чёрт.
Я осторожно сняла повязку и присмотрелась к ране. Неплохо, совсем не плохо. Я удовлетворённо кивнула и отстранилась. Человека мне было искренне жаль, но закон племени утверждает, что он нелюдь, и вряд ли я могу с этим что-то поделать. Разве что предложить идею сделать его рабом, всё же какая-никакая, но жизнь, всяко лучше чёрной дыры, в которую я неслась. Меня передёрнуло, и я постаралась ни о чём не думать, не вспоминать. Прошлое ушло навсегда, а рабом мужчину никто не сделает, потому что его нечем кормить, нерентабельный он. Я снова передёрнулась.