Целительница раздраженно передернула плечами и вновь склонилась над ступкой, в которой тщательно перетирала корни лопуха. В комнату влетел озорной ветерок, взметнул легкие шторы, приподнял стопку листов на столе и по пути задул трепещущее пламя свечи и робкий огонь, пляшущий под котелком. Вздохнув, Ольна потянулась было к лежащему рядом огниву, но, мельком взглянув в окно, передумала, отложила травы и ступу, опустилась в кресло, откинулась на мягкую спинку, вытянув ноги, и, любуясь огромной серебряной луной, незаметно для себя заснула...
* * *
...Воздух был удивительно чист и прозрачен. Как горный хрусталь. И холоден, как лед. Здесь трудно дышать, очень трудно, и чем выше - тем хуже. А глаза слепит бесстыдное солнце, и не думая прикрыться нежной тканью облаков. Потому что сами облака плещутся у ног, словно море во время прилива. Колышутся, подчиняясь только им одним понятным ритмам, перетекают одно в другое, меняют причудливые формы... приглашают усталого путника ступить на их белоснежную пенистую поверхность, обещая отдых и покой. Вечный. Потому что под ними - настоящая пропасть, а земля отсюда кажется крошечной картой с галочками лесов и синими жилками рек.
Высоко, слишком высоко живут «прекраснейшие и мудрейшие» из всех разумных рас.
Хэс ухмыльнулся, осторожно похлопав себя по карману теплой, подбитой мехом, куртки. Интересно, сколько прекрасного и мудрого останется на лице Тавелеритара, Верховного Старейшего, когда он увидит этот старинный манускрипт?
И снова - вверх. По коварному хрустящему снегу, в любой момент готовому выскользнуть из-под ног, сбросить дерзкого путника, осмелившегося топтать белоснежный покров Святилища Древних, в бездну - в назидание подобным ему наглецам. Пару раз Хэс действительно едва не сорвался. Судорожно хватался руками за выступы холодной угрюмой скалы, переводил сбившееся дыхание и продолжал свое немыслимое восхождение по извивающемуся серпантину узкой горной дороги.
Воздух смерзался прямо в легких, из горла вырывались хрипы, ноги и руки уже основательно заледенели, когда серпантин сделал еще один, последний, виток, и пред взором измученного Хэса открылось самое великолепное зрелище, какое он только видел за всю свою отнюдь не короткую жизнь.
Хрустальную Долину опоясывала гряда неприступных скал, изрезанных труднопреодолимыми тропами, по одной из которых он пришел сюда. Но холодными, мерзлыми, дикими и враждебными они были лишь с той стороны, которая отгораживала Долину от окружающего мира. С этой же стороны горы казались пологими краями огромной чаши, на дне которой живописно разбросаны ярко-зеленые луга, пашни, поля, густые прохладные леса, полноводные реки и звонкие ручейки, голубые, отражающие безмятежное небо, прозрачные окошки озер.