…Когда Себастьян ушел, Сезарина устроилась в собственной маленькой гостиной с зажженным камином. (Гостиная, по настроению, называлась иногда библиотекой, а когда приходили посетители, служила кабинетом). Камин мирно светил желтым и оранжевым пламенем, и тени от огня поднимались и опадали на стенке камина, и одинокие вечерние мысли то вспыхивали, то сонно замирали.
"Коротаю вечера, как старая дева. К зиме похолодает, нужны другие рамы… И кота. Теплого, тяжелого, уютного. Ну да, так жизнь и пройдет — с романом и котом. Нет, наверно, рано еще себя в старые девы. Университет, лекции… Как они все шумели, а профессор Кальвенег — умница, просто везение, что у нас читает. Что с ним спорят — только интереснее. Однако к котам не помешает присматриваться…"
Сезарина уже задремывала, и роман выскальзывал из рук, когда служанка тронула ее за руку:
— Леди Сезарина, к вам пришли. Дама, незнакомая, ждет в прихожей. Вы ее примете?
— Да-да, конечно. И прикрой дверь в мою спальню! Да, завари чай, пожалуйста, но не заходи, пока не позову.
Дверь закрылась, и уже не видны розовое одеяло на приготовленной ко сну кровати в смежной комнате и тусклое серебро зеркала, прилежно отражавшее пустоту. Теперь гостиная окончательно стала кабинетом, и в него вошла дама, в темной неприметной одежде, с лицом, закрытым плотной вуалью.
— Добрый вечер, сударыня, — Сезарина вежливо указала на одно из кресел перед камином. Ей удобнее принимать посетителе за столом и делать записи, но около камина, в мягком кресле, любой будет чувствовать себя свободнее: в домашней обстановке люди меньше нервничают, слова льются непринужденнее.
Дама кивнула и опустилась в кресло. Поколебавшись, откинула вуаль. Сезарина не успела произнести ни одну из заготовленных для начала разговора фраз ("Что привело вас ко мне?", "Сейчас прохладно… (жарко) не хотите ли горячего (холодного) чаю?" "Я вижу, вас что-то тревожит?" — последнюю фразу часто произносила госпожа Тейшвин, ее руководительница в Эсбурне. Это всегда казалось Сезарине абсурдным. Люди, которых ничего не тревожит, не приходят к консультантам. Но отчего-то после констатации очевидного посетители начинали говорить откровенно, преграды и страх отступали).
Но сегодняшняя посетительница начала первой, не ожидая уговоров открыть душу и ничего не бояться. Она заговорила негромким ровным голосом. Ровным… но в нем улавливались властные нотки, и тревога, и что-то еще, чего Сезарина пока не могла определить даже интуитивно, что-то подспудное, как бывает, когда тебя не обманывают, но есть какая-то невыговоренная мысль…