Смело приблизившись ко мне, юная местная жительница с пониманием пощупала леопардовую юбку, бросила любопытный взгляд на земные ботфорты, дотронулась до выглядывающих из-под моего пояса кожаных перчаток, и вопросительно посмотрела в мои глаза. Я сказала: «Угу», — убедительно кивнула, и, видимо, угадала, если она поняла это как разрешение. Вытянув мои перчатки и с интересом пощупав земную кожу, она натянула их на свои ладошки и засмеялась. Потом сняла и вернула мне. Желая наладить первый контакт с аборигенами, я их протянула ей назад, объясняя жестами, что это будет мой подарок. Однако девушка испуганно отшатнулась и замотала головой. Видимо, делать такие подарки здесь особо не принято. Показав жестами, что совсем не желала её обидеть, я убрала перчатки.
Она снова начала говорить, но видя, что её не понимают, озадачено умолкла. Тогда, взяв меня за руку, показала, что хочет повести в деревню. Не соглашаясь, я покачала головой, и девушка понятливо кивнула, поведя глазами в сторону лесной опушки.
Когда заросли скрыли нас от лишних глаз, мы остановились.
— Диана! — произнесла я, положив ладонь себе на грудь, и снова повторила: — Диана.
Имя богини охотницы, по злому року судьбы, именно так нарекли меня в детдоме.
— Тана, — поняла и представилась незнакомка.
Тогда я показала на лук, и она назвала его на своём языке. Стараясь запомнить, я повторила это слово и коснулась ножа. Тогда Тана сказала, как будет нож, и я по слогам произнесла за ней. Она же радостно засмеялась. А дальше Тана уже сама указывала на предмет и озвучивала его название. Вторя за ней, ну прямо как попугай, я пыталась запоминать. Странно, мне казалось, что иногда улавливаю смысл чужой речи даже раньше, чем это осознаю. Так мы и забавлялись, пока не начало смеркаться и, объяснив, что завтра снова придёт сюда, Тана скрылась за воротами деревни. Почему-то я поверила ей и была уверена, что она не выдаст меня, и мы сдружимся.
Утром Тана действительно пришла и даже принесла какую-то еду. Это был хлеб, чем-то похожий на наш серый деревенский, а ещё сыр типа брынзы. Охотиться вблизи поселения я резонно опасалась, и забота новой подруги о моём пропитании стала очень кстати. Мы перенесли наши встречи в более укромный уголок, куда не захаживали жители поселения. Наверно принимая за дикарку, Тана ежедневно навещала меня. Учила словам. Потом мы стреляли из лука. Купались и баловались на реке. Вечером я доводила Тану до ворот деревни и, скрываясь в кустах, провожала глазами. Иногда Тана не приходила и тогда я исследовала округу. Нашла тропинки, по которым деревенские охотники ходили в лес, и стала избегать тех мест. Спала в ветвях густого дерева, соорудив себе подобие постели из переплетённых между собой веток. Так беззаботно и прошло больше земного месяца. Из общения с подругой я мало что узнала об этом мире. Наверняка многого Тана не знала и сама, или не умела рассказать, хотя, скорей всего, мы просто плохо понимали друг дружку. Вместе с тем, по её поведению я догадалась, что она никогда не покидала пределов своего поселения, и не умеет ни читать и ни писать. Хотя, что в этом мире есть письменность и книги, Тана как-то упоминала, а когда я попробовала расспросить её об этом поподробнее, то сразу и не поняла смысл вопроса, лишь потом засмеялась и что-то затараторила. Как я разобрала, нечто в том роде, что женщинам достаточно знать счёт, а грамота — удел мужчин.