— Стань ровно! — приказал ей старик. — И молчи, иначе куда больнее сделаю!
Моя бывшая наставница выпрямилась, сдержано и как-то украдкой плача. С неё сдёрнули верхнюю одежду, принялись стягивать подвенечное платье, очень узкое, крепко пошитое, оно никак не хотело поддаваться. Они подрезали его кривыми ножами, разрывали на лоскуты, и кидали под ноги. Как вдруг Латана начала вырываться. Словно очнувшись ото сна, она отталкивала их грубые руки, только младший с такой силой впился в предплечье несчастной девушки своими невыразимо толстыми пальцами, что её лицо вмиг побелело. Напоследок взвизгнув, Латана затихла, потом только покачивалась и чуть слышно хныкала, пока с неё срывали остатки одежды. Она дрожала голая на ветру, а палачи не спеша снимали с неё украшения. Потом бедняжку подвели к бревну. Уложили, привязали за руки и за ноги. Никуда не торопясь подволокли тяжёлую жаровню.
Уже лёжа на колоде, Латана снова отчаянно закричала, будто ещё надеясь выпросить пощаду, обращалась то к палачам, то к своей мне неизвестной богине. Я плохо понимала её взволнованную речь. Моя подруга истерично кричала, прекрасно осознавая, что её сейчас ждёт.
Вот старый палач вытянул из краснеющих углей штырь с искрящимся тавром на конце, я уже где-то видела такое, полукруглое, чем-то похожее на цветочный бутон. Вспомнила! На плече матери Торна! Занеся над Латаной руку, старик остановился, и несчастная притихла, казалось в последней надежде, что всё это дурной розыгрыш и сейчас он кончится. Её мучитель не спешил, со знанием дела подул на клеймо, потом очень медленно провёл ладонью по спине пленницы, словно лаская или успокаивая, ну прямо как табунщик молодую кобылку, и вдруг крепко придавил раскалённый полукруг к её бедру. Запахло жжёной кожей, и, крючась от нестерпимой боли, Латана взвизгнула и навсегда сделалась рабыней.
— Заткнись девка! Иначе поставлю этот пылающий цветок ещё тебе и на щёку! — зычно рявкнув ей в ухо, старый палач помахал раскалённым прутком перед самым лицом Латаны, и это подействовало, она притихла, сжавши зубы и уткнувшись лбом в ко всему безразличное бревно.
Старик отошёл. Его же молодой подручный чем-то брызнул из висящего на поясе маленького кувшинчика на свежую, ещё ярко-красную отметину на боку Латаны и растёр ладонью. Потом отвязал мою подругу от козлика, и наградил её звонким шлепком по попе, тем заставив со вскриком вскочить. И тут я увидела ещё одного приближающегося мужчину, грузного, с лоснящимся от жира потным лицом, по всему, что погонщика скота, если судить по длинному хлысту. Старик подтолкнул к нему плачущую Латану, и тот вдруг несильно стеганул её плёткой по спине, очевидно так давая понять, каков теперь её настоящий статус, и куда-то повёл, босую, нагую и слабо всхлипывающую. Палачи же, оставшись сами, присели над кучей с вещами моей бывшей наставницы и принялись делить их между собой.