– Возможно, не стоило и пытаться быть воспитанной девицей, все равно не получилось, – Элизабет протяжно вздохнула. Уж с сильным-то пророческим даром, не таким, как у нее, можно было на что-то получше места гувернантки рассчитывать. Хотя теперь уже никакой разницы, да и не факт, что с магией было бы лучше. И вообще, она собиралась выяснять про Александра, то, чего не знает. – Некоторые преспокойно в своих владениях годами не появляются, вот как граф Конуэлл, например, у него тут управляющий. Хотя Каледония, конечно, не графство… намного больше. Не можете доверить никому больше такую ответственность, да? – ей еще хотелось спросить про жену и про то, что изменилось после ее смерти. И про то, насколько он осведомлен об особенностях пророческого дара и не может ли рассказать Элизабет еще что-нибудь полезное. Но она, по зрелом размышлении, решила задавать вопросы по очереди. А то ему ее нести тяжело.
Александр кивнул, соглашаясь:
– Не могу. Полагаться только на управляющего – безответственно. И глупо. Даже лучшие люди плохо выдерживают искушение. Когда есть попустительство и чужие деньги – воруют. И вообще, отец передал мне Каледонию из рук в руки. Он по столицам не шатался, жил тут, дышал этим воздухом, ел здешний хлеб. Предать его память ради сиюминутных удовольствий? Это мелко.
Выслушав все это, Элизабет уставилась на него с совершенно неподдельным восхищением, не обращая внимания на то, что лестницу они уже покинули и теперь ее несли по коридорам.
– Это… очень достойный подход к своему делу и своим обязательствам, Александр, – сказала она, не зная, как выразить одновременно и это восхищение, и удивление. Все же он был потрясающе прямодушным человеком, искренним. Именно это Элизабет в нем сразу и подкупило. Правда, из этого же вытекало и то, что он, испытывая такой трепет к своему делу, закрыл для Элизабет возможность заниматься тем делом, которым мечтала она. Потому что решил, что ему тут она нужнее, чем пансиону в Берниции. Элизабет думала об этом, пытаясь собрать образ лорда Каледонского воедино, в цельную личность, с которой ей предстояло иметь дело. – Я думаю, Каледонии повезло с вами, она в надежных руках. А почему вы сторонитесь столичной жизни после смерти жены? Надеюсь, это не слишком бестактный вопрос, – она смутилась, невзирая на то, что он, со своей собственной прямотой, воспринимал прямоту Элизабет почти как нечто само собой разумеющееся. Но все-таки это был вопрос о личном и не слишком приятном. И при этом она надеялась, что Александр ответит на него, искренне, как обычно. Ей было важно знать – не столько об обстоятельствах его жизни, сколько о том, что он думает и чувствует. Чтобы продолжить понимать его.