Чудовище издало тихий нутряной рык, посмотрело прямо на меня — сквозь вуаль! — и сделало движение в сторону постели. Я встала у него на пути.
— Поди прочь. Найди себе такую, как ты сам.
Его огненные зенки распахнулись в гневе. А дальше всё произошло в один миг. Зверь прыгнул к кровати, забросил женщину на плечо и выскочил в окно. Я метнулась следом, завывая во всю мочь, как умеют выть только привидения — чтобы стёкла в окнах задребезжали и кровь застыла в жилах. На лету крикнула в ночь:
— Спасите! Убивают!
Настигла гада в тот миг, когда он мощным рывком взвился над забором в полтора человеческих роста. Жалом ввинтилась в череп, точно в точку шан.
И опять насквозь!
А он будто и не заметил. Мягко приземлился на брусчатку по ту сторону забора, только когти на ногах-лапах клацнули о камень.
Во дворе валялся садовый инвентарь — лопата, лейка, ведро, стояла кадь с дождевой водой… Вот эту-то кадь я и надела ему на лохматую башку. Тяжёлая, зараза!
Монстр завертелся на месте, с рёвом молотя по кади ручищами — ослепший, мокрый, нахлебавшийся воды.
О добыче своей забыл. Я уложила бесчувственную женщину на крыльцо соседнего дома. Там уже запалили свет, за окнами двигались тени, слышались встревоженные голоса. Стукнула в дверь:
— На помощь! Пошлите за лекарем!
А тут и зверь освободился. Липовые клёпки разнёс вдрызг, вместе с обручами, которыми они были стянуты. Силён!
И быстр, как ветер.
Я швырнула ему под ноги ведро, в морду — лейку, на голову обрушила лопату, целя в темя острым штыком. Через ведро он перепрыгнул, лейку отбил лапой и от лопаты почти увернулся — лезвие краешком чиркнуло по волосатому плечу. Монстр досадливо рыкнул и безошибочно повернул к крыльцу, на котором лежала женщина.
Ничего, я могу повторить. Лейка, ведро, лопата. Лопата, лейка, ведро. И пара цветочных горшков с подоконника. И поленья из дровницы. И старый хомут. И дюжина черепиц с края кровли. И лепёшка конского помёта прямо в звериную харю.
Попутно я щипала, дёргала, сминала и стягивала вокруг чудовища ткань мироздания. Нити, пронизывающие волосатое тело, корчились, рождая порчу и пагубу в его нутре.
На людей это действовало безотказно. Звон в ушах, жар, озноб, икота, резь в носу, чих и кашель, слёзы и сопли, чесотка, судороги, недержание, рвота, приступы страха и паники, зубная боль, дрожь в поджилках и всякий морок перед глазами. А этому — хоть бы хны!