Но… что, если он не случайно ее коснется, что, если он захочет потрогать ее руку, ногу… грудь?..
В памяти всплыли картины многолетней давности. Совершенно случайно, проходя как-то раз мимо подсобного помещения, она заглянула туда, привлеченная шумом, и увидела странную сцену. Кучер трогал кухарку везде-везде, гладил руки, плечи, спину, мял грудь, целовал лицо — лоб, нос, щеки, глаза, а в губы едва ли не вгрызался. После ужина батюшка всегда целовал матушку, перед тем как пожелать ей спокойной ночи, но он делал это самыми краешками губ, слегка-слегка ее касаясь. Кучер же, казалось, хотел съесть кухарку, так сильно он впивался ей в рот.
Зрелище было противно морали, это даже не подлежало сомнению. Но все же было в нем что-то глубоко волнующее и пленяющее. Какая-то смелость, пламенность, властность… Как бы там ни было, Елена постаралась побыстрее убраться из этого закутка, пока ее не заметили. Она не стала никому рассказывать об увиденном, но не столько тревожась о судьбе слуг, сколько опасаясь упреков в безнравственности, ведь не может считаться нравственной девушка, увидевшая такое. Что до кучера с кухаркой, то их вскоре уволили. Видимо, не одна Елена стала свидетельницей их сомнительного времяпрепровождения.
Так что, если граф захочет трогать ее, как кучер трогал кухарку? И целовать точно так же? Матушка велела во всем слушаться мужа… Значит, Елена должна будет позволить ему делать эти крайне неприличные вещи?! Или все-таки матушкин завет не распространяется так далеко? Или распространяется? Как бы узнать? Спросить, что ли, у матушки снова, уточнить? Да нет, пожалуй, не стоит. Матушка и так неохотно говорила на эту тему. К тому же, граф — не кучер, должен вести себя прилично, он не допустит таких жестов. Оскорбительно даже думать про будущего супруга в таком духе. Хотя... кто его знает... Учитывая репутацию графа, все возможно.
И так не вовремя вспомнилось стихотворение, прочитанное тайком от родителей (сестра как-то гостила у них и, уезжая, случайно оставила потрепанный томик; отец, кстати, нелестно отзывался о нравственном облике опального поэта, и по-хорошему бы выбросить книжку от греха подальше, но больно уж стихи были красивые):
«О, только б огонь этих глаз целовать
Я тысячи раз не устал бы желать.
Всегда погружать мои губы в их свет —