После их паскудных слов меня охватило отчаяние и злоба. Я была готова колоть кинжалом, а если понадобится, то царапаться и кусаться, покуда хватит сил, подобно Сохмет — богине с головой львицы, в которую, по преданиям, в битве обращалась сама Исида. Делая ложные замахи и кружась на месте, я грозно размахивала оружием, при этом беспрестанно повторяя такие слова: «Мерзкое отродье! Прочь от дочери Ра! Я не позволю никому к себе прикоснуться!»
Не ожидая от меня такой прыти в обращении с длинным и лёгким кинжалом, те оборванцы, которые были передо мной, поспешно пятились, отступая на безопасное для себя расстояние; в тоже время задние — пытались схватить меня со спины, однако я успевала вовремя развернуться, и они в свою очередь отходили назад, и тогда всё повторялось снова и снова: полушаг вперёд, замах кинжала, разворот, полшага вперёд, свист острого лезвия у их лиц, поворот… И этому танцу не было конца. Я знала, что долго не выдержу такого состязания в ловкости, и в итоге, обессилев, упаду в грязь, а потом эти мерзавцы растерзают меня.
«Во имя Сета! Никто не смеет из вас, негодяи, тронуть её!» — вдруг донёсся до меня громкий окрик, более схожий со звериным рыком, чем с человеческой речью,отчего и я, и обступивший меня сброд — замерли на месте. Пришелец, что своим криком остановил неравную схватку, продолжил говорить, и я поняла, что забрезжившая было надежда на помощь с его стороны рассыпалась в пыль так же быстро, как и возникла, и что теперь я погибла окончательно.
«Оставьте эту девку мне! Если она и есть та, кем себя величает, то по праву предводителя я беру её себе и сам с ней полажу! Только прежде насмерть пришибу любого, кто меня ослушается! Убирайтесь вон! Как и положено, вы получите половину от её цены, а остальное пойдёт в общую кучу. И ещё: обещаю устроить веселье в честь нашей драгоценной пленницы!»
Как свист плети разгоняет свору трусливых шавок, так и окрик главаря развеял тот сброд, что окружал меня. Я же обрела нового противника, возможно, даже более опасного, чем предыдущие. Он разительно отличался от них. В нём ощущалась сила и возможное высокое происхождение. А ещё он был молод – слишком молод для их предводителя.
С непокрытой головой, обтянутый кожаным панцирем, какие носят ливийцы, главарь разбойников смело подошёл ко мне. Высокий и крепкий, он остановился не более чем на расстоянии вытянутой руки. Я тоже отнюдь не слыла низкорослой, и наши глаза оказались почти вровень. Нас разделял лишь острый кинжал, который я держала перед собой, крепко, обеими руками сжимая его рукоять, так, как когда-то меня учили. Если бы этот человек сделал ещё хотя бы малейшее движение в мою сторону, то я точно воткнула б ему лезвие между рёбер в самое сердце. Однако боги почему-то удерживали и его и меня от поспешного действия. Мы смотрели друг другу в глаза, и под взглядом его карих очей я ощущала себя, словно зажатая в кулак землеройка. В его глазах светилась сила и страшная ненависть. Черты его лица были смутно знакомы, только я не помнила, где же ранее могла встречаться с этим человеком.