— Дай кинжал! — посмел приказать он мне. — Или брось его! Тебе бесполезно бороться со мною. Я перехвачу твои руки, как только ты попробуешь ткнуть им в меня. Отдашь мне кинжал сама, и я буду более снисходителен к тебе. Поверь, у нас есть хлысты и розги для непокорных пленниц, и для тебя будет лучше беспрекословно подчиниться, покуда я ещё уговариваю.
— Я не твоя пленница и никогда ею не стану! — заговорила с ним я. — И зачем? Почему я должна бросить кинжал, если он нацелен тебе в самое сердце, когда твои руки пусты?! Как может Сияние покориться грубому разбойнику? Зачем напали на меня?! К чему я вам?! Я слишком крупный зверь для таких ловцов, как вы! Даже южане, что преследуют остатки моего войска, никогда не смирятся с тем, что одна из принцесс досталась разбойникам и была ими продана, как рабыня! Ты навлечёшь на себя и своих людей великую беду. Немедленно отойди в сторону и прикажи своим людям привести моих коней и колесницу! Я отправлюсь своей дорогой и забуду про вас, или даже распоряжусь: пришлют ценные подарки, хорошую одежду и простят все ваши провинности. Я очень спешу!
— Какая же ты вдруг стала сострадательная! Только мне теперь не требуется ничьё милосердие! Что мне нужно — я беру сам! И мне плевать на твои законы! Теперь я живу по-своему! Да и кем ты стоишь передо мной? Беглянкой, оставленной на произвол мне подобных своими трусливыми слугами. Твой вид жалок и ничтожен! Твоё золото и самоцветы потускнели под слоем грязи и пыли! Твоя дорогая одежда пропитана кровью и потом, и поди разгляди в тебе былую наместницу! Брось кинжал! — увидев, что я отрицательно мотаю головой, стал злиться мой увещеватель. — Иначе, клянусь жестоким Сетом, что я всё равно отберу его у тебя, а потом, в назидание другим, нагую отхлещу твоею же судейской плетью! И поверь мне, что кожа будет сползать с тебя такими же лоскутами, какими когда-то слезала с меня после каждого нового удара хлыста надсмотрщика! Поверь, что я сделаю с тобой это, а потом напялю на тебя твои символы власти и оставлю подыхать в пыли у дороги! Вот какой ты предстанешь перед своими богами! Хочешь этого?!
И без того охваченная отчаяньем и страхом, я просто задрожала от ужаса и безысходности. Глядя на своего противника, я всё больше и больше понимала, что он предельно озлоблен, и в его словах нет пустого бахвальства, и он действительно может поступить со мной столь жестоким образом, если не подчинюсь. Во мне уже не было прежней уверенности. Я видела лишь злобу в его глазах, и ни признака жалости и сострадания. Он будто намеренно изыскивал причину, чтобы на суде Осириса оправдаться перед богами за страдание и боль своей жертвы. Помимо моей воли руки, удерживающие кинжал, стали дрожать, и даже если бы я и попыталась, то не сумела бы нанести точный удар. Былая решимость бороться полностью оставила меня. Это было немыслимо! Впервые я боялась не далёкого бога, а обычного человека, что стоял передо мной. Покоряясь ему, я разжала пальцы, и кинжал выпал из моих ладоней в сухую траву.