- Это не меня должно устраивать, а в первую очередь — тебя. Эта привычка должна быть постоянной. Как дышать, как спать. Ты не просто хорен, ты — благородный хорен! Придёт время и тебе надо будет оставлять потомство. А о каком потомстве можно говорить, если ты сдохнешь? И все усилия твоих предков по выведению и улучшению породы пропадут втуне! Поэтому — никаких самовольничаний!
О, дорогие вы наши учителя! Когда бы эти абсолютно правильные слова достигали ушей воспитанников, а не отлетали в сторону?! Ну, что может случиться здесь, рядом с загадочными и непостижимыми Хассийскими горами? Ведь Нора рассказывала детям, что никакое зло не в силах пересечь неприступные скалы, и даже драконам нет туда ходу. Но вот хорены, совершенные телом и чистые помыслами — могут попытаться.
Ну, и попытались. Лафар и Скриппи подбили Фору на вылазку. И ранним-ранним утром детвора побежала к горам. Нет, пробраться через ледники и перевалы ни у кого и мысли не было, там не на одну луну поход надо готовить. И, возможно, забыть о благородстве и даже надеть защитную амуницию. Детки просто хотели посмотреть, что будет?
Ну, и посмотрели…
Что именно делали люди в этих местах — спросить не удалось. Как-то не до того было. Зато люди в который раз показали, что при всех своих недостатках и уродствах, в прямом противостоянии могут доставить массу неприятностей. Лафар, кажется, если она правильно увидела, так и остался валяться там, насаженный на стрелу. Куда делась Скриппи — не углядела. Тут бы побыстрее ноги унести! Да только вдруг перехватило горло, сжало до слёз, до хрипа, больно и обидно. И бежать уже стало некуда.
- Вот и добегалась, - удовлетворённо сказал заросший до самых глаз человек с грубыми и сильными руками. - Эй, что у вас там? А у меня — вот! Живая добыча! Гля! Сойдёт?
Тогда Фора ещё пыталась дёргаться, кусаться, как-то сопротивляться. Но лапы ей быстро и проворно связали и заставили бежать, так и не сняв петлю с шеи. Тут даже в сторону не прыгнешь. И как бы ни была она совершенна, а люди не уступали юной хорене в силе и упорстве. Они тяжело дышали, спотыкались, но бежали, бежали, бежали…
А потом была клетка. И отчаяние. Полное, безнадёжное. Ей давали мясо, противное, грубое, она бы гордо отказалась от еды, но истомившееся тело оказалось сильнее неё, и Фора ела. Ей давали воду, и вода приносила облегчение, а кто ж откажется от лёгкости? Будь девочка постарше — может и предпочла бы гордость и высокомерие столь недостойной жизни. Но не смогла, упустила момент. А после бороться с собой оказалось ещё сложнее. Убить себя — это непросто. А и зачем? Всё равно эти… справятся лучше.