– Ну уж и насовсем, – усомнилась она и расстегнула верхнюю пуговку его кителя, потом застегнула ее снова. Явно от неловкости: не раздевают сабы доминантов, если им только не прикажут. – А как ты меня пороть будешь, Саш? Не линейкой же?
Она огладила его член через ткань брюк, нежно, с чувством. Саша застонал. И откуда у нее только брались эти чувства? Или она со всеми так?
– Сними китель, – хрипло велел он, продолжая тащить ее к кровати, и с остервенелой решимостью выкинул из головы все мысли о других мужиках. На время. Не будет он в их первый с Маринкой раз с ними кровать делить даже мысленно. Не будет – и все, их тут нет, а Саша тут насовсем, даже если она ему пока не верит. Вот пускай лучше его раздевает, раз ей так хочется. И чего там ей еще хочется? Все пусть делает… как же ему этого самого всего не хватало, всегда. – Линейка в другой комнате осталась, на столе, а тут только плетки. Тебе какая больше нравится? Помягче, пожестче? – он кивнул на стену, где был развешан весь казенный «арсенал», снабженный аккуратными бирочками с номером их каюты. Мысли о посторонних мужиках снова предательски лезли в голову. Саше действительно нужно было выяснить сейчас у Маринки, насколько она «пообтерлась», что он вообще может себе позволить, до какого предела – и мучительно не хотелось. И багровые мошки снова плясали перед глазами. Поэтому он вот так по-дурацки спрашивал о ее предпочтениях, чтобы не интересоваться прямо ее опытом.
– Я не знаю, Саш… – она явно растерялась. – А ты как хочешь?
Он тут же невольно расплылся в умиленной улыбке, и все мошки и мужики попросту улетучились сами собой. Мариночка… такая же, как всегда. То едва ли на него не набрасывается, китель расстегивает и по члену гладит, а то взяла и растерялась. Цыпленок как есть. Любимый. Красивый. Он заскользил ладонями по ее телу, по всем изгибам – это тоже было вымечтанное, Маринка без одежды, вся перед ним в какой-нибудь восхитительно непристойной позе.
– А я хочу достать из сумки свой личный строгий флоггер, специально для тебя. Без этого вот казенного, ты же моя Маринка, – кажется, он не слишком внятно объяснил свои чувства, у него это всегда плохо выходило. Это он с ней еще раздухарился от переизбытка этих самых чувств. Но она была – его, родная, вся такая знакомая, такая своя. И ему хотелось без бирок и штатных девайсов в их первый раз. Это было слишком личное для казенной плетки. А еще он все-таки опасался доставать чего похлеще флоггера. Им, в конце концов, тоже можно выдрать как следует, если Саша почувствует, что она хочет и готова.