– Личный – хорошо! – Марина даже зажмурилась, не прекращая, впрочем, расстегивать его китель, как он велел, потом снова открыла глаза, посмотрела снизу вверх: – А так ты тоже мечтал? Расскажи?
В ее голосе была такая отчаянная надежда, будто у потерпевшего крушение, который вдруг услышал сигнал спасателя. Все же ей было нужно, чтобы он рассказывал еще, все-все, что представлял о ней без нее, чтобы знать, что он правда о ней думал, чтобы снова убеждаться, что он ей наврал тогда, а сейчас говорит правду… Бедная Маринка, что он с ней сотворил, дурак невыносимый! «Исправляй вот теперь», – велел он сам себе и тут же принялся рассказывать:
– И так мечтал, и не только так. У меня там, в сумке, целый арсенал, хоть и поменьше казенного, для тебя вез, – Сашины руки продолжили путешествие по ее телу, он слегка приспустил на ней трусики, прежде чем снова добраться пальцами до самого интимного, горячего и влажного, и это смотрелось умопомрачительно чувственно. – Мечтал тебя на четвереньки поставить и одновременно отшлепать и оттрахать. И на столе в гостиной, не заходя в спальню, к ножкам привязав за руки, чтобы никуда не делась. И еще – чтобы я в каюту зашел, а ты меня ждешь, голая и на коленях, в одном ошейнике, – это последнее он представлял особенно часто с момента своего отбытия в дальний космос. Постоянно, ярко, в деталях и подробностях – настолько, что, когда перед ним на колени вставала другая саба, он видел Маринку. Понимал, что так нельзя, и тут же снимал с них, тех, ошейник к ядреной матери. Они заслуживали чего получше, чем работать неубедительной заменой другой женщине.
А Саша, как он тогда думал, не заслуживал вовсе ничего, разве что остаться вовсе без пси-способностей в этом своем одиноком безсабье. А теперь Маринка была вот здесь, в его руках, в его ошейнике, и хотела его, он чувствовал собственной рукой, как сильно она хочет – и ощущал себя незаслуженно счастливым, пока другой ладонью гладил и тискал ее грудь, прихватывая пальцами соски.
– Ох, к столу привязать! Обязательно привяжи! А пороть и трахать прямо сейчас можешь… Ты ведь хочешь? Хочешь? – Марина подалась к нему, прижимаясь, бесстыдно потираясь о его руку, ластясь, и, стащив наконец китель, ловко кинула его на стул. Она иногда умела вот так: неловкая-нелепая, а потом вдруг кидала гранаты лучше всех в классе и на курсе, и парализатором орудовала – любо-дорого. И рукояткой бластера в висок могла, если заряд кончился, они как-то вместе учебную трассу проходили, Сашка видел. В общем, не было ничего удивительного в том, что его китель не оказался на полу.