– Алексия, – ухватив ее под локоть, проговорил Мартин Штерн, – что ты делаешь? Зачем?
– В столь темное для нас время все скорбящие должны быть едины! – спокойно ответила она, кротким взглядом смиряя своего мужа. И ведь правда не из жалости и не по корыстному умыслу она зазывала Лисабелу к себе, а потому что верила, что она не порочная своенравная блудница, в грош не ставящая традиции, а жертва закостенелой системы, не терпящей свободомыслия. Ведь окажись мадам Гвендельхард по ту сторону континента, на таком ненавистном всем южанам Севере, где прогрессивное мышление, ум и самостоятельность превозносилось обществом, ее бы величали по-другому, вокруг нее собиралась вся элита общества.
Ах, Алексия… столько благородства было в ее душе, что она просто была не в состоянии поверить тому, что другие могут быть лишены этой добродетели. Пожалуй, если бы подобный акт милосердия Лисабеле оказал кто-то другой, его бы тут же осудили за недостойное поведение, но осудить столь чистую, свято уважающую традиции супругу уважаемого судьи не посмел никто, отчасти из страха быть осужденным в ответ, отчасти из-за глубокой симпатии к миссис Штерн.
– Благодарю Вас, Алексия, – кивнула Лисабела, принимая протянутую ей руку.
– Не стоит, моя дорогая, я непременно буду Вас ждать.
– Пойдем, – буквально утаскивая девушку, произнес судья. – На нас смотрят.
– И пусть смотрят, мне нечего стыдиться, – горделиво подняв головку, произнесла она, бросив знакомой приветливую улыбку.
Когда-то, несколько жизней назад, и сама Лисабела была такой же. Но с тех пор много воды утекло, много слез было пролито, много людских деяний увидено. В этом отношении Земля была хуже Преисподней, ибо она вынашивала преступников, убийц, воров и сластолюбцев, а Ад лишь совершал заслуженное возмездие. И, Дьявол, как же просто было жалеть грешников, корчащихся на раскаленных углях и сбрасывающих с себя кожу, словно змея, не зная и не видя их истинного лица и кровавого земного пути! Нескончаемые пытки превращали самого отъявленного злодея в кроткого агнца, но здесь… здесь Лисабеле открывалась вся тьма их порочных душ. И она перестала их жалеть. «Каждый получает по деяниям своим, и по вере своей» – вот единственная истина, к которой она решилась прислушиваться.
Следом за четой Штерн мимо Лисабелы прошли сестры Тарлтон. Их род являлся младшим ответвлением знатной английской семьи, чем те неимоверно гордились. Сто лет назад их прадед, будучи младшим из одиннадцати детей и как следствие безземельным по праву наследства, вместе с тысячами других отправился в Новый Свет за новыми возможностями. Удача ему улыбнулась, и он быстро разбогател, пусть и не совсем честным путем. А его потомки приумножили состояние. И все бы ничего, да только род пресекся на троице вздорных девиц, которых ни один жених достоин не был. Так и остались они старыми девами, диктуя новоорлеанской интеллигенции правила жизни в их кругу. Злобные старухи, способные осудить женщину лишь за то, что она осмелилась собственной головой подумать. Впрочем, Ада они не достойны. Лисабела встретилась взглядом с одной из них – Ребеккой, увидев в ее серых глазах немое презрение, но тут ее вниманием завладел персонаж более интересный, и она отпустила старуху восвояси.