Протянутую руку, однако, принимать не торопилась.
Правильно, в общем-то.
Кто в здравом уме добровольно коснется чернокнижника?
Тем более в преддверии часа ворона, когда, по местным поверьям, один взгляд темного мага способен лишить воли, души и – если верить свежим слухам – кровных сбережений.
Последнее, признаться, обижало. Ладно еще воля и душа, классика вечна и незыблема, но во все времена чернокнижники зарабатывали достаточно, чтобы не посягать на чье-либо сбереженное, не важно, кровно или не очень.
Да, в поведении девчонки не было ничего необычного. И чернокнижник уже хотел убрать руку, когда оная девчонка все же в нее вцепилась.
Неожиданно, решительно и очень крепко. Так, что опешившему магу лишь чудом удалось сохранить равновесие и невозмутимое выражение лица.
***
Это определенно был чернокнижник. И вовсе не характерная одежда и сумрачный конь, нетерпеливо похрапывающий поблизости, выдавали его.
Дело было в силе. В той самой силе, которую простые смертные не могли видеть, но неплохо ощущали и неосознанно боялись.
Но только не привычная Мика. Разумно ли бояться ветра или солнца? Магия, будь она светлой или темной, ничуть от них не отличалась. И не делила людей на одаренных и обычных, одинаково ластясь ко всем. Вот и сейчас она щекотными мурашками рассып[а]лась по позвоночнику, колола кончики пальцев, невесомыми бабочками порхала в животе...
Впрочем, последнее, скорее всего, было от нервов. Сложно не нервничать, столкнувшись с разгоряченным конем и улетев в кусты, лишь чудом не свернув себе шею и не переломав ноги.
Последние, пусть даже и не переломанные, дрожали так, что без посторонней помощи Мика вряд ли бы сумела встать. А потому все же решила этой помощью воспользоваться.
Совершенно внезапно для предлагавшего.
Цепко схваченный за руку чернокнижник вздрогнул, словно хотел вырваться и убежать. В общем-то простое и понятное желание: нормальная девица ни за что не отважилась бы коснуться темного мага, а от ненормальных, вдохновленных модными романами, любое злобное зло само предпочитало держаться как можно дальше. И не объяснишь ведь, что конкретно у этой девицы свое собственное зло имеется, оттого и чужое ее не пугает. Вот мэтр, вернее, его ворчание и упреки, – дело иное. Именно он ей поначалу и померещился, не иначе как головой при падении слишком сильно ударилась.