— Так в чем дело, Анаирэ?
— Говорят, старый ирр умирает, Рэиннарэ, — младший учел свой промах, называя второе имя.
Он думал удивить, и замер на миг, огорошенный торжествующим оскалом. Сквозь выцветшие до светлого серебра глаза смотрела сама Смерть – и не милосердная ее ипостась, а жестокая и карающая.
— Как ты?..
— Я ведь говорил, что придет час – и их не спасут от моего гнева никакие браслеты, — тихий злой смех, — пусть я бессилен причинить вред, но… всегда на место ирра найдутся другие желающие.
— Нам выгодна усобица, — Анар усмехнулся.
В период межвластия спадала часть ограничений с рабов правителя, с его цепных псов и личного оружия – тех несчастных, кого его слугам удалось сломать и подчинить – с потенциально сильных магов из их реальности и иных миров, и самой главной ценности престола – с альконов. Мастеров Смерти, проклятой крови, народа, что когда-то много веков назад властвовал на этой земле, детей Лунной Госпожи по имени Смерть. И только верховный алькон да сам правитель знали, чего стоило людям в свое время это подчинение. Ну и… те немногие из народа Ее детей, что дожили до этого времени.
— Да… нам нужно время. Немного времени. Наша птичка уже попалась в расставленные сети.
— Вот как?
Они больше ни о чем не успели поговорить – старший алькон зашипел сквозь зубы, чувствуя, как колет иголками браслет и наливается жаром татуировка – и поспешил на зов ненавистного хозяина.
Эта встреча не была долгожданной, но достаточно выматывающей и болезненной для всех ее участников. Впрочем, рабы всегда находятся в наиболее проигрышном положении – даже сильнейшие из них. Увы, эта ночь для алькона Амондо не была исключением.
Покрывало тьмы укутывало плечи, скрывало от чужих взглядов, милосердно давая возможность сберечь гордость и силы своего последователя. Он скользил прочь, стискивая клыки так сильно, что, казалось, они сейчас раскрошатся.
Ублюдок. Ненавистный урод. Мерзавец, который никак не может сдохнуть всем на радость! Как он пос-смел! Ненависть пьянила и кружила голову, а тьма внутри пела, призывая отдаться безумию и убивать… убивать проклятых людишек, посмевших ему приказать применить свою древнюю силу на чужую потеху. На потаскуху ирру, посмевшую себе вообразить, что ручная зверушка мужа сгодится для ее удовольствия. С какой радостью он посмотрел бы на то, как она захлебывается собственной кровью!