Горел он и сейчас, поддерживаемый старым мастером Фулем. Фуль, учивший Лунана основам магии, уже тогда казался ветхим, выбеленным временем стариком, сейчас же и вовсе напоминал восставшего из мертвых — в чем только душа держалась. Учить юных наследников он уже не мог, а вот присматривать за башней Надежды, проводя спокойную старость за книгами в тепле и сытости, было, кажется, пределом его мечтаний.
Лунан по привычке посмотрел вверх. Золотое пламя сильным мощным потоком устремлялось к небу. Этот вид, привычный глазу с детства, почему-то всегда вселял уверенность. Как будто, несмотря ни на какие сложности, тревоги и трагедии, пока над башней Надежды горит золотой огонь, жизнь продолжается. И в ней есть место вере в лучшее.
На башню Чайки он так и не взглянул. После смерти Йоле в ней больше никто не зажигал огня, и за заколоченной лично Лунаном дверью уже почти двадцать лет жили только тени воспоминаний и отголоски пережитой боли.
— Эрдбирен вернулась? — спросил Лунан, ступая на ровную землю. После неверного каменистого спуска она всегда казалась особенно надежной.
— Я послал за ней Альма, — Мартин подвел ему заседланную Бурю. Кобылица норовисто всхрапнула — не любила чужие руки. Огонек, смирно ждавший рядом, потянулся мордой к хозяину. — Если кто и успеет домчаться до Ржавого распадка быстрее ветра, то только он. И если нам немного повезет, молодая госпожа будет у южного причала одновременно с нами.
— Думаешь, мне понадобится ее помощь в усмирении вдовствующей герцогини? — усмехнулся Лунан.
— Нет, ваше сиятельство. Конечно, нет! Просто…
Лунан вскочил в седло и махнул рукой.
— Неважно. Едем.
Мартин порой умел опережать его желания. Такая расторопность и проницательность заслуживали поощрения, однако именно сегодня он, пожалуй, слишком поторопился. Вмешивать Эрдбирен не стоило — ей и без того было чем заняться до вечера. С другой стороны, дочь все равно не отправилась бы в Вальдхольм, не попрощавшись с бабушкой, вот заодно и попрощаются. Зато ее присутствие может помешать матери устроить ненужную сцену на глазах у рабочих и местных зевак. Что ж, эта идея ему, определенно, нравилась.
Дорога петляла вниз по замковому холму, неслась под копыта застоявшейся в деннике Бури. Ветер налетал ледяными солеными порывами, свистел в ушах. Темные тучи висели так низко, что впереди сливались с бурыми равнинами, прижимались к ним клочковатыми подбрюшьями, оседали на облетевших кустах и жухлой траве комьями густого осеннего тумана.