— Отчего же? Татарочка… Так та выдержала и больше...
— Так она какою крепкою была, прям как лошадь ломовая, а эта же хилая совсем...
— Да ладно, погодь! Девка-то, вроде, справная, такую особо непопорченной басурманам хорошо продать можно. Трогаем в ватагу! Правь за нами, — это атаман, похоже, уже приказал на свою беду подобравшему меня мужичку.
Натужно заскрипев, телега затряслась на колдобинах. Я же так и лежала, облегчённо дыша и уткнувшись лицом в сено. Не хотела верить очевидному, что попала либо в прошлое, либо в так называемый параллельный мир.
Везли меня долго, где-то не меньше часа. От ужаса я даже и плакать не могла, лишь в отчаянье облизывала да прикусывала и без того разбитые губы. Хорошо, что хоть насиловать не стали... А ведь могут ещё... Кажется, в такие времена это запросто происходило... Ища спасение, лихорадочно придумывала себе легенду, да ничего путного так и не приходило на ум.
— Слазь уж девка, приехали! — как только мы остановились, потряс меня мужичок за плечо, как-то тоскливо и опустошённо глядя.
По вине узкой и короткой юбки я неуклюже выбралась из возка. Под спину подталкиваемая, провожаемая плотоядными взглядами, если судить по побежавшему от шеи к низу холодку, вынужденно пошла к большому слегка покосившемуся бревенчатому дому. Пошатнулась на каблуках... Ноги чего-то ослабли и не хотели держать совсем.
— Ну! — с этим возгласом заведя внутрь, меня подвели к длинному столу. За ним расселось ещё с десяток разбойничков, причём, как создалось — ещё худшего вида. От таких уж точно сочувствия не жди! Судя по всему, верховодил ими даже не атаман, а другой мужчина, длиннолицый, худощавый и жилистый, одетый в вышитый золотом камзол.
— Ну, и кто такая будешь? Признавайся! — взяв его со стола, худощавый деловито покачал моим удостоверением. — Из Петербурга, поди, прислали? Решили к нам агента тайного заслать... В юбке! — расхохотался он. — Да баба и есть баба! Лишь по своему бабскому делу и годная...
— Случайно здесь оказалась, — икнув и нервно тряхнув волосами, я переступила с ноги на ногу. — Просто заблудилась. Вы не думайте плохого, совсем ничего не имею против вас...
— Две тысячи пятнадцатый год, — произнёс худощавый, вопросительно впялившись в мой документ. — Это чего, шутка такая?
— Нет, просто по новому стилю... — обречённо съязвила я, заодно добавляя: — Отпустили бы вы меня. Я про вас никому ни слова не скажу...