– У меня нет выбора, – призналась Рэйлин. – Если ты слышала наш разговор с твоим дядей, то знаешь, что я отправлена в ссылку на север и не смею нарушить королевский приказ.
Сливовые глаза Гейз вновь загорелись неподдельным восторгом.
– А вы правда пытались убить короля? А почему? Он уродливый, злобный и домогался вас перед свадьбой, да?
– Нет, – поморщилась Рэйлин. – Натан – привлекательный и воспитанный молодой мужчина, и я верю, что он станет прекрасным королем для Новаллона. И – нет, я вовсе не собиралась его убивать. Я собиралась стать его женой.
– Но тогда…
– Ступай к себе, Гейз, – оборвала ее Рэйлин, ощутив вдруг смертельную усталость. – Прости, но я не могу взять тебя с собой.
– Госпожа, но я…
– Спокойной ночи, Гейз.
Рэйлин резко отвернулась, давая понять, что разговор окончен и она желает остаться одна. Когда она легла в холодную постель и накрылась таким же холодным одеялом, Гейз в ее покоях уже не было.
***
Вихрь морозного воздуха ворвался в жарко натопленную харчевню, и Марон поспешил захлопнуть за собой дверь. Давно надо было восстановить обвалившиеся сени, чтобы сохранять внутри тепло, и Марон сделал себе мысленную пометку поговорить об этом с комендантом гарнизона.
Он громко потоптался на пороге, сбивая налипший на сапогах снег, стряхнул белые комья с капюшона, скинул меховой плащ и повесил его на гвоздь у входа.
С нависших надо лбом прядей закапало: снежинки, густо набившиеся в волосы, мгновенно принялись таять. Марон тряхнул головой, напомнив самому себе неуклюжего лохматого пса, и попытался поправить сбившуюся на затылке повязку, которая стягивала непослушную вихрастую шевелюру. Но замерзшие пальцы слушались плохо; Марон, беззвучно выругавшись, просто сдернул повязку с волос и сунул в карман мундира.
Из-за ближайшего к двери столика послышался сдавленный смешок, и Марон досадливо покосился в ту сторону. Лица незнакомы, юные. Ну конечно же, новобранцы, только сегодня прибывшие на север с военным обозом.
Казалось бы, уже давно можно было привыкнуть к подобным хохоткам от новобранцев, и все же они всякий раз задевали. В наследство от матери ему достались густые белокурые волосы, которые к тому же еще и завивались в крутые колечки, как у ягненка драгоценной северной породы, и он сам понимал, что вкупе со смазливым лицом и небесно-голубыми глазами как никто другой похож на юную красотку, покорительницу столичных балов. Что уж он только ни пытался делать с этими растреклятыми волосами! Стригся коротко – и сходство со стриженым барашком становилось еще очевиднее. Отпускал волосы – и вскоре начинал походить на распушившийся одуванчик. Смазывал их воском и стягивал в тугой пучок на макушке – и молча страдал, наблюдая за пунцовыми от сдерживаемого хохота лица солдат. Прекратив стричься вовсе, пытался заплетать кудри в тугую косу, но откромсал ее в тот день, когда кто-то из шутников насовал ему в карманы цветных ленточек, точно таких же, какие местные девицы вплетали себе в волосы.