Я медленно подошла. Быть такого не может. Я двигалась только вперед и не забирала в сторону настолько, чтобы в итоге вернуться к бревну…
Ведро я поставила в траву. Так… если я все же по какому-то странному стечению обстоятельств перепутала сторону, в которую мне следовало направиться, это объясняет, почему я не нашла избушку. Потому и деревья мне показались незнакомыми…
Я перелезла через бревно и направилась прочь. Страха пока еще не было, только смутное раздражение. Но когда бревно в компании забытого ведра появилось передо мной снова, я почувствовала, как подкатывает к горлу паника.
Я заблудилась, хоть и как-то странно. Как будто полянка с бревном меня не отпускала. Я выбрала третье направление и на этот раз ломала ветки у попадавшихся на пути кустов.
Шла я невероятно долго. И лес все никак не заканчивался. Он был просто бесконечен. Тогда я отчаялась и побрела обратно, ориентируясь по оставленным меткам… Но они внезапно пропали, будто их и не было. И не было видно ни примятой травы, ни каких-нибудь иных следов.
Я в отчаянии всхлипнула. Уже пора звать на помощь? Начинало темнеть. Сколько же я бродила? Ноги гудели, отчаянно хотелось пить и, наверное, есть тоже, но сильнее всего ощущался страх.
Внезапно деревья расступились, и я снова увидела бревно, а рядом с ним и ведро. Я опустилась прямо на землю и всхлипнула, спрятав лицо в ладонях. Силы разом закончились, мне казалось, что я не смогу сделать больше ни шагу, так и останусь здесь…
Трава зашелестела, и к ногам моим выползла черная змейка с желтой полосой на шее. Я не испугалась и не удивилась. На меня навалилась усталость, если раньше я чувствовала голод, теперь даже он меня беспокоил меньше – на него просто не хватало сил.
Уж поднял голову и засвистел. Я присмотрелась и, как мне кажется, заметила светлую полосу на его хвосте. Вроде как шрам от раны. Но не саму рану. Спросила устало:
– Змея, ты та самая или все же не та?
Вместо ответа змея подползла поближе. И вдруг произошло что-то странное. Уж задергал хвостом, зашипел и… начал увеличиваться в размерах, изменять форму, и все это – с жуткими подергиваниями, с растягиванием чешуйчатой кожи. И вот уже обозначились лапы, на которых образовались когти. Потом лапы начали превращаться в руки с черными ногтями на длинных холеных пальцах. Я все еще не могла осознать этой трансформации, зациклившись на конечностях, а передо мной уже поднялся с колен широкоплечий мужчина, укомплектованный в сине-черные одежды. На нем была рубаха с высоким накладным воротом-ожерельем, украшенным еще и драгоценными камнями. Возможно, узоры были обережные, но без вьюжьих круговертей, вместо них – загогулины и языки огня. Сверху шел темно-синий кафтан с широким и высоким воротом, достававшим аж до самых ушей. А еще – прорезные рукава, длинные, спускавшиеся почти до колен. А руки просовывались в отверстия, так что было видно вышивку на рубахе. Карманов на одежде не замечалось, судя по всему, их пока и не изобрели – вместо них на поясе крепился мешочек-кошель. С ним соседствовали несколько грубо сделанных украшений, да еще кинжал в ножнах, усыпанных драгоценными камнями. Завершали образ черные штаны, заправленные в сапоги. И что это были за сапоги! Из тонкой кожи, на невысоком каблуке, да еще и расшитые серебряными нитями… Костюм определенно требовал какого-нибудь головного убора – шапочки с меховой опушкой или боярской такой высокой меховой же «башни». Вместо этого длинные волосы незнакомца были перехвачены шнуром.