- Или я - сплю, - усмехнулся Рэд. - Ну вот откуда нам точно знать? Неважно это. Подумай, и поймёшь. Ты завтракать хочешь? Кофе, бутер с колбасой? А то выпивка - плохой завтрак!
Я хотел. И кофе, и колбасы.
- Ну так пошли! - сказал Неизвестный Поэт.
И мы пошли.
***
В общем, я временно поселился у Рэда Рокенрола из рода Рокенролов. Ибо деваться было более некуда. Никакой возможности вернуться в нормальную (а собственно, нормальную ли?) Москву у меня пока не было и не предвиделось. Я несколько раз беседовал с Рэдом о Городе, в котором оказался, и вообще, об окружающем мире, но то, что я от него слышал, совершенно не обнадёживало меня, и заставляло думать, что кто-то сошёл с ума - то ли я, то ли всё вокруг. Иногда мне даже казалось, что я вот-вот очнусь в палате какой-нибудь клиники на какой-нибудь тенистой улице и увижу над собою улыбающееся лицо толстой медсестры, которая сделает мне укольчик торазина или галоперидола. Иногда мне казалось, что это было бы к лучшему. А то я даже не мог понять, на каком языке мы разговариваем. Рокенрол на мой вопрос назвал язык "ростокинским, конечно", и добавил, что я, очевидно, его прекрасно знаю.
Я повидал зверолюдов. Они жили в бедных кварталах, работали на самых чёрных работах на фабриках или в обслуге и часто посещали дешёвые кабаки, в том числе и наш "Три упыря", в котором выступали мы с Неизвестным Поэтом. В общем-то, ничего особенного, люди, как люди. Почти... Ну разве что у кого огромные ежиные иголки вместо волос и на спине, да нос чёрной пуговицей, у кого острые лисьи уши над рыжей шевелюрой, у кого меховой заячий хвост торчит из специального выреза на штанах... У кого длинная шерсть, у кого лапы вместо ног и коленки в обратную сторону... Сперва всё это рождало во мне тяжёлое ощущение уродства и некоторую брезгливость. Но потом я действительно привык. Тем более, что зверолюды, особенно те, что напоминали животных травоядных, были куда приветливее и мирнее большинства местных людей. И аплодировали нам куда более искренно. Рокенрол говорил, что зверолюдов вовсе не пускают во многие кабаки. А даже в тех, где пускают, музыканты отказываются перед ним выступать. Мол, люди играют только для людей. А своих настоящих певцов у них нет, музыке же их тоже учить всегда все отказывались. Их и писать-читать особо старались не учить, а то, мол, шибко умные будут. Даже и сам Неизвестный Поэт сначала-то взялся выступать перед зверолюдами не от великой толерантности, а от полного безденежья, ибо остальные кабаки уже были заняты более удачливыми и раскрученными музыкантами. Но потом, по его словам, он очень многое понял и ещё сильнее разуверился в правильности незыблемых Ростокинских городских порядков...