«Всегда делай так, как я говорю тебе, малыш. Я ведь люблю тебя больше всего на свете». И Ива ругала себя за неблагодарность.
Он заставил ее жить в состоянии неуверенности в правильности собственных мыслей, решений и поступков. Ива не хотела ссориться, ругаться — это ведь неправильно, любящие друг друга люди должны уступать. Только вот уступать все время приходилось ей.
Мелочи копились, и рос внутренний протест и желание взбунтоваться. Павел, как ловкий манипулятор, улавливал ее настроение, поэтому иногда отпускал поводок. Но это была лишь иллюзия свободы, потому что потом шел жесткий откат, и все возвращалось на круги своя.
Потом, когда Ива проанализировала их отношения на трезвую голову, она поняла, что и особой заботы не было, была лишь их видимость и красивые жесты.
Она заболела перед запланированной поездкой в Казань. Ох как же тогда ругался Павел. Словно она сделала это нарочно! Ушел, раздраженный, на целый день из дома. Иве пришлось самой на подгибающихся ногах и с температурой идти в аптеку за лекарством. Все дни Ивиной болезни Павел бурчал, что она испортила ему запланированный отдых. Он так старался, организовывая дорогую гостиницу, экскурсии с персональным гидом и много всего другого. А она… В первый раз Ива поняла, как заблуждалась насчет жениха. Вспомнила, как ухаживала за ним, когда он болел зимой. Разочарование, как черная дыра, разрасталось в ее душе, засасывая и слепую веру в избранника, и уверенность в его любви.
После этого Ива еще продолжала жить некоторое время с Павлом. И даже готовиться к их свадьбе — обсуждать ресторан, свадебное путешествие. Чисто по инерции, но уже приглядываясь внимательно к его поступками и словам, взвешивая их на чаше непредвзятого мнения. И вот эта чаша, вернее на самом деле чашка, стала последней каплей.
ГЛАВА 48. Свободу попугаям!
{Россия. Ива}
Чашка была красивая: с тонкими вафельного вида стенками, с золотыми ободком и ручкой, с изящной птичкой-логотипом на донышке. Она единственная осталась от подаренного бабушке на свадьбу чайного сервиза.
— Мы свадьбу в квартире праздновали, — рассказывала бабушка, с улыбкой поглаживая ручку чашки, — в этой. Все столы сдвинули, табуреток у соседей по дому набрали. А подарки в комнату, где ты спишь сейчас, клали. Некуда больше было. И дети там играли. И что выдумали хулиганы — стали с коробки на коробку прыгать. Весь сервиз расколошматили. Только эта чашка и осталась.