Двери были узковаты, зато окна оказались широкие, жаль, спальня была на втором этаже. За окном колыхались клены. Меня почему-то замутило от вида зеленых резных листьев. Стены были обтянуты серым бархатом. Кроватища на пятерых, застелена серым блестящим шелком. Подушки, перины, всего хватало.
Столик небольшой, зеркало в углу, пестрый ковер на стене, на ковре оружие. Ну, как оружие, по мелочи всякие железки неважные. Сабля, шпажонка, ружье доисторическое, восточного вида кинжалы крест-накрест, по обычаю. Ничего стоящего.
Неслышно вошедший старикан бухнул на столик глиняный кувшин с рассолом, блюдо с огурцами, тарелку с хлебом и блюдечко с ветчиной.
Я поискал взглядом кресло или хоть стул, но ничего подходящего в спальне не было, пришлось устроиться на постели.
– Покушайте, ваша светлость, – умильно улыбаясь, прогрохотал он.
Я выпил половину кувшина прекрасного рассола. Аромат укропа и еще каких-то дивных пряностей пришелся мне по вкусу, сразу ясно, настоящий продукт, без химии. Заел рассол хрустящим огурчиком, а вот ветчина мне не понравилась, сырая какая-то.
– Одеваться надо, ваша светлость, – сообщил почти прирученный дворецкий, притащивший ворох одежды.
– Ну, давай, чего там у тебя есть за одежки, – покивал я.
Одежки были хуже некуда! Шелковые белые чулочки, шелковые панталончики, сверху бархатные штанишки, скользкая шелковая рубашка с кружевами, тугой парчовый, по ощущениям, железный, галстук, пиджак весь в золотой вышивке и ярких камнях порадовал. С таким пиджачком и бронежилет не понадобится.
Старикан пытался меня одевать, но я пресек его поползновения. Что я ребенок что ли?
Натянул всё сам, даже галстук кое-как завязал, обернув вокруг тощей шеи раз десять. Влез в неудобные ботинки с пряжками.
Глупые вопросы: кто я, где я, как жить дальше возились под русыми кудрями. Обкорнать, к чертовой бабуле! А то в драке любой схватит за волосы. Уши хуже: не отрезать.
– Красавец! – преувеличенно восторженно провыл дворецкий.
Наверное, побаивался наказания за мое распухшее ухо.
– Угум, – буркнул я, продвигаясь боком, как краб какой-нибудь, к зеркалу.
Ну! Могло быть и хуже!
Тощему русоволосому парнишке, которым я переродился, было лет шестнадцать, может, семнадцать. Субтильный очень, но есть с чем работать. И вся жизнь впереди.