– Не всё. Только загадки загадывать хексам ни к чему. Да и не такие уж они дураки, чтобы за просто так раздаривать сокровища.
Талгор сложил на столешнице руки, всем видом изображая внимание.
– Северяне – проклятый народ. – Мелв ожесточенно хлопнул по столешнице тяжелой ладонью. – Из года в год нас становилось все меньше. А все потому, что мы продавали снежным тварям собственных детей.
– Продавали?
В груди неприятно похолодело, а старый шрам у самого сердца напомнил о себе беспокоящим зудом.
– Именно так. Кто жаждал разбогатеть, брал свое дитя, чаще всего новорожденное, к которому еще не успел привыкнуть, или безнадежно больное, и тайком, будто вор, шел туда, в запретные горы. Призывал хексов, и твари с радостью забирали ребенка, заплатив самоцветами по его весу.
Талгор сглотнул.
– Но что же за люди совершали такое?
– Люди, у которых нет сердца. Именно такими считают нас снежные хексы. Бессердечными, жадными до сокровищ, готовыми даже продать родное дитя, лишь бы остаток жизни прожить в роскоши и богатстве. К счастью, в прежние времена таких находилось немного. И они всегда потом уезжали с севера, потому что смотреть в глаза бывшим соседям было совестно.
– А кунн Талль…
– А Гридиг сделал это повинностью всех северян. Каждого третьего ребенка, родившегося в семье, указом кунна Талля надлежало продать снежным хексам. Десятину от сокровищ он дозволял оставлять в семье, остальное – забирал для коганата, не обделяя и себя.
У Талгора перед глазами потемнело. Пытаясь нащупать на столе кружку с медовухой, он понял, что у него заледенели пальцы.
– И нотрадцы… подчинились?
– Кто подчинился, а кто не совсем. Женщины не желали больше рожать. Появлялись у пары двое детей – и хватит. И тогда Гридиг осерчал, изменил свой указ и велел продавать каждого второго.
Он промолчал, покрутив в руках полупустую кружку.
– Когда же семьи стали ограничиваться первенцами, Гридиг озверел еще больше и задумался о новом указе...
– Я понял, – хрипло прервал его Талгор. – Скажи мне, что снежные хексы делают с человеческими детьми?
Мелв помрачнел еще больше.
– Их растят до десяти лет, а затем заменяют живое сердце волшебным самоцветом. Ригги – это и есть наши дети. Уже не подростки, но еще не взрослые. Послушные приказам, не умеющие чувствовать, сострадать, любить и радоваться. Вроде живые, но без души. Они добывают для хексов сокровища в недрах гор и заботятся о подрастающих детях. Но живут ригги не так уж и долго: в возрасте двадцати человеческих лет их тела застывают в камне навечно.