— Что вы делаете? — возмущённо воскликнула я. — Мне дурно, у меня лихорадка, мадемуазель Корде...
— Я выполняй приказ начальницы, — невозмутимо пояснила та на своём ломаном русском. — Мы стали известны о том, что вы готов покинуть нас нынешней ночью!
Проклятье! Донести на меня мог только тот, кто обо всём знал! Значит, это Лика Ознобишина, либо Нелли Красовская! Мне уже было известно, что Лика читала мою переписку. Она ненавидела меня настолько, что не побрезговала выкрасть письма и поделиться их содержанием со своей лучшей подругой Нелли.
***
Я перестала метаться по своей каморке и в изнеможении присела на узкий, жёсткий топчан. Обстановка комнатушки была крайне убогой: грубый деревянный стол, стул, топчан с тощим тюфяком, табурет, на котором стояла деревянная лохань для умывания... Вот и всё, не считая полочки с иконами, изображающими Иверскую Божью матерь и покровительницу нашего заведения святую Татиану. Я безучастно скользнула по ним взглядом: религия отнюдь не была важной частью моей жизни, а уж в нынешнем состоянии духа молиться и подавно не хотелось. Скорее — кого-нибудь придушить!
Чёрт! Меня будут ждать сегодня ночью в наёмном экипаже на соседней улице... Это был мой единственный шанс...
Я стиснула кулаки и уткнулась в них лбом. Так, нужно успокоиться! Возможно, ещё не всё потеряно: любимый не бросит меня здесь, в этом захолустном городишке, и не уедет один! Мы ведь так мечтали отправиться в Петербург, освободиться, наконец, от деспотической власти моих родственников и жить так, как нам хочется! И вот теперь эта сияющая мечта грозила обратиться в прах из-за подлых предательниц!
От бессильной досады и злости к горлу подступили рыдания... Ещё немного, и я сорвусь в истерику, начну крушить эту отвратительную каморку, так похожую на тюремную камеру! Боже мой, да я даже не знала, что в нашем чистеньком, благопристойном пансионе существуют подобные комнаты! И зачем госпожа Красина велела оборудовать такое помещение рядом со своим кабинетом?!
Я безнадёжно подошла к маленькому окну — слава Богу, хоть не зарешеченному! Второй этаж, никаких деревьев рядом нет, отсюда не убежать... Я принялась вглядываться во тьму — увы, окно моей «тюрьмы» выходило на бульвар, а не на улицу, где меня ждал экипаж. Не видно было ни повозок, ни всадников, ни человеческих силуэтов. Прямо перед глазами раскачивался единственный в поле зрения газовый фонарь, слабо освещавший тёмный бульвар, обсаженный тополями, опавшие листья на тротуаре, неуклюжую деревянную скамейку, лужи, в которые врезались капли мелкого, холодного сентябрьского дождя...