Эта северная лестница, которая начиналась от ворот, вела прямо в главный зал. И, еще не дойдя до верха, я услышал звуки музыки, голоса и смех пирующих. Неужто они начали без царя? И что тогда там делать нам с Эриду?..
Я в недоумении взглянул на моего спутника - евнух казался таким же озадаченным; но задерживаться было нельзя. Мы поднялись по лестнице и, пройдя через широко распахнутые двойные двери, очутились в пиршественном зале.
Он мог бы вместить все десять тысяч персидской гвардии: но казался гораздо теснее из-за леса мраморных колонн, подпиравших крышу. Оставался свободным только центральный проход - вдоль него были расставлены столы, полные яств, за которыми сидели воины и придворные: несколько сотен избранных, как можно было судить. Их веселые голоса эхом отдавались от стен.
На меня и Эриду почти никто не обратил внимания. Фарнака нигде не было видно... и самого царя тоже.
Я стоял в полной растерянности и страхе, озираясь по сторонам. В каменных чашах горели огни, стены зала были занавешены узорчатыми тканями - и барельефы в нишах давали искусное сочетание света и тени; по углам помещения были массивные кирпичные башни, главные опорные конструкции... Но зачем же нас позвали на праздник? И кто за этим стоит?..
Вдруг Эриду тронул меня за плечо.
- Царь там, - едва слышно прошептал он по-гречески, указывая направо. Я вздрогнул, поглядев в этом направлении... и увидел ширму, поставленную сбоку: она почти сливалась с драпировками на стенах. Неужели Ксеркс и вправду обедает там, скрываясь от своих подданных, как вор?
И долго ли нам еще стоять? Разумеется, никто не посадит нас за стол с этими господами: однако у меня уже начали ныть ноги, самое слабое мое место.
Только я подумал об этом, как к нам подошел распорядитель церемоний - евнух, судя по всему, но разительно отличавшийся от моего спутника, низенький и заплывший жиром. Он прикоснулся к моему плечу своим жезлом и показал направо. В тени колонн стояли два табурета.
Когда мы с облегчением сели, разделенные высоченной колонной, к нам подошел мальчик с подносом еды.
Я взглянул на высокие кубки, в горле у меня сразу пересохло... но я не нуждался ни в чьих предостережениях, чтобы понимать: здесь не следует ничего брать в рот, во всяком случае, приготовленную пищу. Вот кисточку красного винограда я отщипнул.