- {[Некоторые]}? - переспросил Ферсон.
- Да. Именно. И основным приоритетом при назначении членов нового совета будет их профессионализм и лояльность.
Касси чувствовала, что граф зол и шокирован, тем не менее он вежливо склонил голову, показывая, что принял ее слова к сведению.
- И если позволите, Ваше Величество, еще один вопрос. Хотя нас постигла тяжелая и непоправимая утрата, я уверен, что приняв на себя полноту власти, вы сделаете все возможное для процветания Империи. Но вы еще очень молоды, Ваше Величество и, возможно, вам будет полезен совет человека, обладающего обширным жизненным и политическим опытом. Посему я... я готов взять обратно свое заявление об отставке.
"Во как закрутил! - подумала Касси. - Ну и наглец!" Тем не менее, на лице ее промелькнула лишь слабая грустная улыбка.
- Граф, я благодарю Вас за столь самоотверженное предложение. Но назначение барона Морвэна было одним из последних государственных решений моего супруга. Такова была его воля - и я не вправе ее нарушить.
- Что ж, в таком случае, - Ферсон встал и поклонился, - позвольте мне откланяться.
Касси кивком отпустила его и, отследив чутьем риали, что он, не задерживаясь, покинул ее покои, покачала головой:
- Интересно, на что он рассчитывал - при наших-то отношениях?
- Ни на что, - задумчиво отозвалась Шасса. - Для него это было нечто вроде... пожалуй, очистки совести.
- То есть ты считаешь, что от него сейчас следует ждать какой-то гадости?
- Боюсь, что так. Ах, жаль, что Керы тут не было...
Касси поймала взгляд кузена Ринта - встревоженный, даже испуганный - который он переводил с нее на Шассу; спросила, приподняв бровь:
- Чего?
- Так вы все-таки умеете... - он запнулся, - читать мысли?
- Нет. Только эмоции, да и то лишь самые сильные.
- Ну, и еще соображаем немножко, - хохотнула Шасса.
***
Похоронная церемония в родовой усыпальнице Императорской династии была куда более камерной и семейной - на каменной ступеньке-скамье вдоль стены могли поместиься от силы человек двадцать.
Гроб с телом Данэля установили внутрь каменного саркофага, Светлейший прочел похоронную молитву после чего, взяв с изголовья корону и сделав над ней знак Триединого, согласно традиции вручил ее коленопреклоненному церемонимейстеру. Тут произошла небольшая накладка: старику было без малого восемьдесят и встать с колен без посторонней помощи он не мог. Прошло несколько томительных и неловких секунд, прежде чем двое стоявших у гроба лейб-гвардейцев догадались подхватить его под мышки и поставить на ноги.