Тот мог даже начать поиски виновного, хотя ему сейчас не до того. Что не добавило бы ему любви к девке, совсем наоборот.
Потом темноволосая разболтала бы об участи сестер Рагнхильд, которыми попользовалось все войско ярла. И пожаловалась бы, что Харальд её убьет, как только ему донесут о её словах. Ведь здесь, в женском доме, полно ушей…
После чего Рагнхильд прирезала бы темноволосую, обрубив все концы. А девка подумала бы на Харальда. Решив, что он все-таки дознался и приказал убить сестру. За то, что выболтала, рассказала…
Но теперь смысла в этом нет.
Надо идти дальше, решила Рагнхильд.
Идя к себе, она с тоской вспоминала слова Харальда. Он даже этот разговор со своей девкой провел, как битву. И выиграл её, как всегда.
Ты волоконце в моей нити, крутилось у Рагнхильд в уме. Но без тебя это будет уже не судьба, а проклятье…
Белая Лань с ненавистью прикусила губу. И переступила порог своей опочивальни. Сейчас Харальд будет ласкать свою девку. А к ней сегодня ночью наверняка наведается Убби.
***
Когда старуха вышла, Сванхильд так и осталась стоять меж его расставленных колен. Замерла неподвижно, думая о чем-то — и глядя на него сверху вниз.
Правда, дышала она уже не так часто. Понемногу успокаивалась?
Харальд тоже не двигался, решив — какие бы мысли не крутились в её голове, пусть додумает их до конца. Сам тем временем скосил глаза на ладони девчонки.
Те все ещё были сжаты в кулачки, смешные по сравнению с его кулаками.
Ты ведь меня уже простила, подумал он, снова переводя взгляд на лицо Сванхильд. Раз уж сказала — пусть и дальше так будет…
Она вдруг двинулась, выкручиваясь из его рук и отшатываясь назад.
Харальд позволил ей высвободиться. Следом встал сам, решив уйти. Поскольку девчонка, похоже, этого хочет. Переночует сегодня в своих покоях, где уже поменяли половицы. Заодно посмотрит, не опасно ли там, не потревожит ли что-то его сон.
Но завтра будет последняя ночь перед походом. И её он не уступит. Сванхильд придется его принять.
Девчонка, вывернувшись из его рук, в несколько шагов подошла к бревенчатому простенку, отделявшему её опочиваленку от соседней. Встала там и развернулась.
Харальд уже потянулся к своему плащу, когда она сказала — на его родном наречии:
— Я!
И прижала одну руку к груди.
Он кивнул, давая понять, что слушает.