Но она уже скользила над травами затопленного сада. Холодная вода — внизу, у дна, самая обычная — хлынула в рот и в нос. Веденея, захлебываясь в травяных петлях, замолотила руками.
Сверху, над ней, проносились сияющие пятна фонарей. И темные круги — тени от юбок дам. Пролетали силуэты господ, напоминавшие неровные темные кляксы.
Вслед за Веденеей в воде несся Фитц-Саксен. Высокий альбионец успел обрасти длинной шерсткой ростков. Те яростно змеились, пытаясь на ходу врасти в травяные путы, сковавшие его…
Веденея почти потеряла сознание, когда стебли травы наконец-то выдернули её на воздух. Тут же вознесли над обломками твердой воды — у дерева, рядом с которым стоял набычившийся Олонецкий.
Ярмир все ещё держал в объятьях герцога Норманди и Люринду. Парочка застыла неподвижно в тисках его рук…
И пока Веденея с кашлем заглатывала воздух, дерево рядом встрепенулось. Нижние сучья, разом помягчев, обхватили Веденею вместе с травяными петлями. А заодно сгребли Фитц-Саксена, которого стебли приволокли следом.
Тонкие ветви с верхушки дерева обвились жгутами вокруг Олонецкого, герцога и мэдам.
Затем дерево рванулось вверх, вознося всех пятерых в темное небо. Ввысь, навстречу скользнувшей над садом карете.
Огни фонарей сверкнули снизу — словно ожерелья, опутавшие сад. А рядом жалами блеснули молнии. Но сучья уже зашвырнули Веденею в распахнувшуюся дверцу кареты, прямиком на задний диванчик. Следом запрыгнул Олонецкий.
После него сучья закинули внутрь Норманди, Люринду и Фитц-Саксена. Все трое улеглись сбитыми кеглями на передний диванчик.
Олонецкий, не обращая на них внимания, сразу вцепился в Веденею. Сдавил ей плечи, встряхнул, приказал яростно:
— Вздохни! Живо!
С манжет его рубашки, выглядывавших из-под рукавов фрака, взмыла бахрома ростков. Стебельки стремительно прошлись по губам Веденеи, ввинтились в рот. Ей стало противно — но горло мгновенно пересохло, а жжение в груди, в легких, успевших хватнуть воды, резко прошло.
— Как ты? — крикнул Олонецкий, притягивая её к себе.
Веденея отчаянно крутнула головой, пытаясь избавиться от ростков. Зеленая бахрома нехотя отлепилась от её губ. И утянулась в манжеты Олонецкого.
— Как ты? — рыкнул Олонецкий, притянув Веденею ещё ближе.
Бедра её, облепленные складками мокрого платья, коснулись его ног. На черных брюках волостаря расплылись влажные пятна.