И вновь, будто наяву, увидела перед собой темно-янтарные глаза молодого наемника.
***
Ренн закончил подготовку обоза к первым звездам. Сам проследил, чтобы на телеге для девиц устроили надежный шатер из коровьих шкур да чтобы настелили на дно свежего мягкого сена. Воды приказал набрать утром колодезной, самой свежей. Коней отобрал выносливых да покладистых, заглянув каждому в зубы. С парнями – другое дело: трудно было найти тех, кто добром оставил бы Жура на захваченных землях, в аккурат перед походом на граннов. Но приказы вожака не обсуждаются, а потому ропот среди «избранных» быстро утих.
Победу праздновали недолго: к неудовольствию Велигоровой дружины и тайной радости Ренна, с пленными женщинами гридням и наемникам забавляться все-таки не позволили, грабить захваченный город настрого запретили, всего-то и праздника было, что пару бочек подкисшего пива и несколько зажаренных на вертеле коз. Разошлись к полуночи: утром войску предстояло выступать на запад, на земли граннов, а Ренну на рассвете путь лежал в другую сторону, в далекую Кифию.
Для ночлега он облюбовал себе стог душистого сена на заднем дворе терема, неподалеку от хозяйственных построек. Лежал, закинув руки за голову, смотрел на звезды, густо усеявшие чистое небо, а видел перед собой синие, лучистые глаза юной красавицы Малены.
Все-таки хорошо, что она не досталась в жены князю Велигору. На первый взгляд, его решение могло показаться странным: стоило ему захотеть, и он взял бы себе четвертую жену, младшицей. Но среди охочих до сплетен гридней правды не утаишь, а потому Ренн знал о кифийском князе самую малость больше, чем полагалось знать простому вояке.
Велигор до женщин был страсть как охоч, имел трех законных жен и добрый десяток наложниц среди челядинок и чужеземных рабынь, вот только ни одна из них не сумела зачать от него дитя. И когда вдруг порадовала его жена-младшица доброй вестью о своей тягости, перед самым походом, князь Велигор так возрадовался, что принес Предвечной Праматери обет: не знать другой женщины, кроме законных княгинь, пока не родится у него сын-первенец, а после того не брать более новой жены.
А вот о младшем брате Велигора, княжиче Ведаре, по дружине ходили иные толки. Будто бы не милы ему девки вовсе. А милы вовсе даже не девки. Одним словом, говорили такое, что Ренну было стыдно не то что вслух подобное повторить, но даже в уме подумать.