Поэтому я и не пыталась никому ничего рассказывать.
Все и так знали.
Когда началось неизбежное — травля, я уже несколько месяцев была любовницей Майера. Мне только-только исполнилось пятнадцать, и меня никто не поздравил с днем рождения. Как всегда, в день смерти моей матери, в отель приносили еду, а к памятнику Огненной Мегере и на кладбище — цветы. Все помнили о ней. А про меня забыли. Кроме Майера. Он подарил мне большой букет белых анемонов. Знаете, такие хрупкие белые цветочки с черной серединкой, похожей на выжженную сигаретой дырку...
На следующий день я пришла в школу — первым уроком была химия — села на свой стул за первой партой. Через мгновение почувствовала, что мой зад горит.
Кто-то налил мне на стул соляной кислоты из учебного набора.
Мои единственные капроновые колготки вплавились в кожу, и мне пришлось провести несколько мучительных часов наедине с матерящимся хирургом.
Весь класс смеялся, наблюдая, как я в слезах мечусь по кабинету. Медсестра, поливая меня водой, орала как бешеная. В основном о том, что из-за всяких потаскух и их жоп, на которые эти потаскухи то и дело находят приключения, ее могут уволить с работы. Учителя были в бешенстве, даже Майер вопреки своему обыкновению вышел из себя. Когда меня грузили в «скорую», он, забыв про конспирацию, перед всем педагогическим коллективом клятвенно пообещал найти и покарать виновных. И защищать меня во веки веков.
«Лучше бы ты сам сдох», - подумала я тогда.
Так или иначе, из-за моей подгоревшей задницы появился Меморандум. Очень любопытный документ, созданный якобы для защиты учеников друг от друга и от учительского произвола. Однако на деле он поощрял разного рода стукачей, потому что приватная переписка считалась приватной, пока не была слита. Слитая, она тут же принимала форму заявленного во всеуслышанье.
Самый скользкий пункт – номер три — гласил: «Публичные заявления и поступки учащихся, в том числе совершённые во внеучебное время, рассматриваются как часть общественной жизни. К публичным относятся заявления, сделанные на доступных для любых пользователей площадках».
То есть теперь надпись на стене туалета «Гингер отсасывает у историка» каралась отчислением из школы.
И самое главное — пункт пять гласил:
«В публичных заявлениях учащихся недопустимо следующее: оскорбления, диффамация и клевета в адрес любого конкретного лица или группы лиц; заявления расистского характера, оскорбляющие любые нации, расы, этносы, религии и культуры; заявления, провоцирующие насилие и призывающие к нему».