Ничего обаятельного я в нем не находила. Там, где все остальные видели его обаятельную улыбку, мне чудился мучительный оскал. Они слышали его шутки, я — ритмичное сопение и «моя послушная девочка», выдохнутое мне в ухо.
Старшая была из тех, для кого секс — основа жизни. Она так и пошла по этой стезе, сделав его своей профессией.
- Стряхни с него денег, - посоветовала та, которая была второй.
Вторая была помешана на деньгах. Она с завистью разглядывала глянец, читала сплетни о людях, которых никогда не увидит, и писала трагические стихи. Говорила, что выражает свою боль.
- Ты должна сохранить себя, - сказала мне Виолетта, дождавшись своей очереди. Она была третьей из фавориток.
У Ви тогда были синие волосы, замотанная на трех работах мать и маниакально-депрессивный психоз. В маниакальной фазе она Майера почти любила, в депрессивной — то и дело пыталась покончить с собой. По причине, вряд ли связанной с Майером.
Виолетта со своим расстройством то и дело оказывалась то в одной, то в другой психиатрической клинике, где и набиралась теоретических знаний. Именно она рассказала мне, что мое оцепенение, то, что я во время секса с ним наблюдаю за собой будто бы со стороны, называется деперсонализацией. Такой защитный механизм, чтобы не свихнуться. Ви сказала, что, может, в моей ситуации, это не так уж плохо, но только потом будет очень сложно вернуть себе себя.
«Вернуть себе себя»! Как будто я собиралась! Я точно знала, что если вернусь в свое тело, мне будет жутко больно. Я была в этом уверена.
Виолетта отвлекалась танцами. У нее это было универсальное лекарство ото всего. В маниакальной фазе тренировалась…. Да просто как маньяк! Каждое движение отрабатывала по триста три раза, как будто от его чистоты зависела жизнь. В депрессивной – просто лежала и иногда шевелила пальцами, будто танцуя.
Однажды Ви уговорила меня остаться с ней после школы. Оказалось, баба Маня уже несколько лет втихаря пускает ее в школьный класс ритмики, где уже давно никто не занимается. Там был вытертый паркет, из-под вспучившегося лака торчало беззащитное дерево, посеревшее от времени. Ви танцевала, а я смотрела на эти причудливые узоры на полу, словно силилась найти в них какой-то смысл.
Ви ставила какие-то номера, которые потом показывала единственному зрителю — мне. Один раз вытащила меня за обе руки потанцевать. В балетную школу я не ходила весь предыдущий год. Зачем? Я достигла своего потолка, потеряла веру в себя. Ви закончила весь курс, получила сертификат и в принципе не верила ни в какие потолки. Еще у меня от долгого голода и непрекращающейся ненависти к себе не было сил ни на что, но я все-таки выдала ей что-то балетное. Не помню что, но получилось красиво. Ви вслух не восхищалась, просто посмотрела на меня очень серьезно и сказала: