На улице было много прохожих, дети толпились возле лавочек с уличными сластями и окошечком булочной. Ту я обошла стороной по большой дуге, ведь в ней продавали не только горячий хлеб и сдобу, но и пироги. Вскоре показался мой дом с голубой крышей. Хозяйка обитала на первом этаже, я – на втором. Третий этаж был мансардным, и там хранились ненужные вещи.
Дом стоял, плотно прижавшись двумя боковыми стенами к своим соседям, таким же жилым домам, узким и высоким. За широкий фасад столичного дома полагался высокий королевский налог, и поэтому жители Вестрона предпочитали такое строительство обычному. В отличие от Эндригона…
Я встряхнула головой. Сегодня я была твёрдо намерена не загружать голову тяжёлыми воспоминаниями и продержалась так до вечера, когда собирала свои вещи, прощалась с домохозяйкой, объясняя ей, что уезжаю в длительную командировку и не хочу оплачивать жильё и там, и тут, ведь я оплатила квартиру за два месяца вперёд, а от срока прошло только две недели, и деньги назад не прошу: за это время хозяйка вполне сможет найти нового постояльца, когда перебирала книги, размышляя, какие стоит взять с собой, а какие отправить на хранение курьером Костасу ( у меня собралась неплохая библиотека по лекарскому искусству), и когда, вместе с домохозяйкой, мы готовили на кухне зажаристую курочку, чтобы отметить мой отъезд. Но, когда наступила ночь, я так и не смогла заснуть. Даже две кружки тёмного эля, что я выпила за ужином, не смогли усыпить меня. В голову сами собой лезли непрошенные воспоминания.
О Мастере Силвергейне, как он спас меня, девочку, оказавшуюся сиротой в двенадцать лет, из рук работорговцев, собиравшихся продать меня в публичный дом, как он заменил мне родителей, многому научил, заставив развить свой дар.
Это именно он, после всего случившегося со мной, написал своему другу Мастеру Лоубренджу, чтобы тот принял меня в знаменитую Школу Травников Вестрона. Его друг на тот момент преподавал в ней.
А я, неблагодарная, писала ему, в лучшем случае, только по большим праздникам, последний раз поздравляла с началом Колядника ещё в середине зимы. Прошло уже три с лишним месяца с той поры. Может, стоило написать и предупредить Мастера о приезде? Но писать письмо уже поздно: я приеду почти одновременно с ним.
Я вспоминала ещё кое-о-чём, вернее, о ком… Мне не хотелось, но эпизоды из прошлого сами собой появлялись в голове, заставляя меня, нынешнюю краснеть от стыда и злиться на саму себя, вспоминая, какой наивной дурой я когда-то была.