— Ясно.
Замечания своего Березин не развернул, а гостья постеснялась уточнять, тем более ей всё больше мерещилось в его отношении нечто неодобрительное, насмешливое, словно он уже составил неприятное впечатление и лишь подтверждал его с каждым словом и жестом Бересклет. Казалось бы, когда мог успеть? Она ведь не сделала ничего дурного и держится не так уж плохо… Как минимум не ревёт и странного не требует, как бы ни хотелось!
Пока мысли Антонины металась, хозяин поставил саквояж на сундук под окно и скрылся с чемоданом за неприметной дверцей, да так быстро, что заглянуть туда не удалось. Но подозрения Бересклет отогнала до того, как они сумели оформиться и накинуться на неё, усиливая смятение: очень нужны этому медведю её пожитки!
Вернулся он быстро, опять прикрыв за собой дверь. Чайник уже пыхтел и плевался брызгами на примусе, так что к столу Сидор подошёл во всеоружии. Разлил кипяток по чашкам, плеснул заварки.
Антонина обхватила свою ладонями и не сдержала блаженного вздоха: толстая глина не успела прогреться настолько, чтобы обжигать, но отлично отогревала пальцы. И пах чай изумительно. Не чаем вовсе, а вешним лугом и мёдом — сладко, ярко, так, что захотелось ткнуться носом в горячий пар и дышать только им.
— Для чего вы согласились на эту работу? — нарушил молчание хозяин, усевшийся напротив, через стол.
— Почему нет? — увильнула Антонина, открыв глаза.
И только теперь обнаружила, что у седого мужчины очень тёмные брови и ресницы, и глаза тёмные, а ещё — странно — почти нет морщин. Поначалу она подумала, что ему уже далеко за шестьдесят, а теперь засомневалась. Или просто он хорошо сохранился, засолился тут на морском ветру?
— Потому что это край мира, — не принял такой ответ Сидор, отвлекая от посторонних размышлений. — Сюда так просто не едут.
— А вы? — вырвалось отчасти из упрямства, но больше из искреннего любопытства.
— Тут тихо, — непонятно ответил он. — Так что?
Бересклет опустила взгляд в кружку и всё же призналась, рассудив, что начальник имеет право услышать, чего ожидать от подчинённой, и ничего постыдного в её резонах нет:
— Мне просто нужны деньги, а за здешнюю службу хорошо платят.
— На что? — искренне удивился он.
— Хочу помочь матери и сёстрам, — пожала она плечами. — Отец погиб в конце войны, а я аккурат учиться пошла. Мы не бедствовали, матушка шьёт очень хорошо, благородным дамам, но хотелось помочь ей и сёстрам.